Королевство - Ю Несбе Страница 11

Значит, Карл считает, что за время, которое ему нужно, чтобы отлить, я должен решить, хочу ли продать имущество, находившееся в собственности нашей семьи на протяжении четырех поколений? По цене, которая при других обстоятельствах считалась бы грабительской. Чего тут думать-то? Класть я хотел на поколения, по крайней мере на моих предков-то уж точно. Эта земля не плодородная и никакой ценности не имеет – ни фактической, ни еще какой, разве что тут вдруг найдут месторождения каких-нибудь редких металлов. И если Карл прав и миллионы, которые мы можем получить, – это только верхушка кулича, который со временем укусят все наши деревенские, то мне в самый раз. Двадцать миллионов. Десять мне. За десять миллионов шикарную заправку можно отхватить. Высшего уровня, в отличном месте и без долгов. С полностью автоматизированной мойкой. И отдельной зоной для кафе.

– Рой?

Я обернулся. Из-за ветра я не слышал, как сзади подошла Шеннон. Она смотрела на меня.

– Она, похоже, заболела, – сказала Шеннон.

На секунду я решил было, что она о себе говорит: такой она казалась замерзшей и нахохлившейся, большие карие глаза выглядывали из-под старой вязаной шапки – эту шапку я еще мальчишкой носил. Но потом я заметил, что она держит что-то в руке. Она подошла поближе.

На ладони у нее лежала маленькая птичка. Черная шапочка на белой голове, светло-коричневое горлышко. Оперение неяркое, значит, скорее всего, самец. И похоже, не жилец.

– Хрустан, – сказал я. – Ты на гнездо наступила?

– На гнездо? Нет!

– Я спросил потому, что, когда кто-то подходит к гнезду, он не улетает. Он позволяет на себя наступить, но с яиц не поднимается.

– Он?

– Да, на яйцах сидит самец, и он же птенцов выкармливает, – я погладил птицу пальцем по груди и почувствовал быстрое сердцебиение, – притворяется мертвым. Отвлекает внимание от яиц.

Шеннон огляделась:

– Где они? И где самка?

– Самка мутит с другим самцом.

– Мутит?

– Спаривается. Занимается сексом.

– А-а… – Она, похоже, заподозрила, что я над ней подшучиваю.

– Это называется «полиандрия», – сказал я. А так как она мне, похоже, по-прежнему не верила, добавил: – Редко, но встречается.

– Самец, жертвующий собой ради детей, поддерживающий семью, когда мать неверна ему, – она погладила птичку пальцем, – и правда редко.

– Вообще-то, полиандрия не это означает, – сказал я, – это…

– …форма супружества, позволяющая одной женщине иметь нескольких мужей, – договорила она за меня.

– А-а, – протянул я.

– Да. Встречается в разных странах, но особенно распространена в Индии и на Тибете.

– Надо же. А… – Я чуть не спросил, откуда она об этом знает, но передумал и вместо этого поинтересовался: – А зачем им это?

– Обычно братья женятся на одной женщине, чтобы не делить фамильную усадьбу.

– Этого я не знал.

Она чуть склонила голову:

– Ты, наверное, о птицах знаешь больше, чем о людях?

Я не ответил. Тогда она рассмеялась и подбросила птицу высоко в воздух. Хрустан расправил крылья и полетел прочь. Мы провожали его взглядом, пока я краем глаза не заметил какое-то движение внизу, на земле, и решил сперва, что это змея. Я обернулся и увидел, как по камням к нам ползет темная извилистая полоска. Подняв глаза, я увидел на вершине Карла – он напоминал статую Христа в Рио, только писающую. Я отступил и кашлянул, а Шеннон, увидев ручеек мочи, последовала моему примеру. Ручеек зажурчал дальше вниз, к деревне.

– Если мы продадим эту землю за двадцать миллионов крон – что скажешь? – спросил я.

– Кажется, это много. Как думаешь, где его гнездо?

– Это два с половиной миллиона американских долларов. Мы тут построим дом на двести кроватей.

Она улыбнулась, развернулась и пошла по тропинке, по которой мы пришли сюда.

– Это много. Но хрустан построился тут первым.

Я уже собирался ложиться спать, когда вырубился свет.

Я как раз сидел на кухне и изучал последние бухгалтерские отчеты. Подсчитывал, как будущий возможный доход может повлиять на цену, которую компания запросит за заправку. Я пришел к выводу, что десять миллионов мне хватит не только на десятилетнюю франшизу, но и на землю с постройками. И я стану настоящим владельцем.

Я поднялся и взглянул в окно. В деревне тоже ни единого огонька. Отлично, значит, это не у нас проблемы. Я сделал два шага до двери в гостиную, открыл ее и заглянул внутрь, в кромешную темноту.

– Эй, привет, – позвал я.

– Привет, – хором ответили Карл и Шеннон.

Я добрел до маминого кресла-качалки. И сел. Полозья скрипнули. Шеннон хихикнула. Они с Карлом чуток выпили.

– Простите, – сказал я, – это не у нас. Это… это у них.

– Ерунда, – откликнулась Шеннон, – когда я была маленькой, у нас то и дело свет отключался.

– Барбадос – бедная страна? – проговорил я в темноту.

– Нет, – ответила Шеннон, – это один из богатейших Карибских островов, – но там, где я выросла, многие занимались… хм, cable hooking – как это по-норвежски?

– По-моему, у нас и слова-то такого нет, – сказал Карл.

– Когда подключаются к основному кабелю и воруют электричество. От этого ток временами исчезал. Я привыкла. Просто живешь и знаешь, что все в любой момент может исчезнуть.

Мне отчего-то почудилось, что говорит она не только про электричество. Возможно, еще и про дом с семьей? Гнездо хрустана она все-таки нашла, а найдя, воткнула рядом палочку, чтобы мы нечаянно на него не наступили.

– Расскажи, – попросил я.

На несколько секунд в темноте повисла гробовая тишина.

Затем Шеннон рассмеялась – тихо, вроде как извиняясь:

– Давай лучше ты расскажешь, Рой?

Чудно́, но хотя в словах она никогда не ошибалась и предложения тоже строила правильно, акцент не позволял забыть, что она не отсюда. А может, это потому, что сегодня она приготовила какое-то карибское блюдо – мофонго, что ли.

– Да, пускай Рой расскажет, – согласился Карл, – он в темноте отлично рассказывает. Когда мне в детстве не спалось, он непременно мне что-нибудь рассказывал.

«Когда тебе не спалось, потому что ты плакал, – подумал я. – Когда я спускался вниз, ложился к тебе в кровать, обхватывал тебя руками, кожа у тебя еще была такой горячей, и я говорил: не думай об этом, вот я тебе сейчас расскажу кое-что, и ты уснешь». И едва я подумал об этом, как до меня дошло, что не в акценте дело и не в мофонго. Дело в самом ее присутствии здесь, в темноте, рядом со мной и с Карлом. В нашем темном доме, который принадлежал мне и ему – и никому больше.