Невеликий комбинатор - Сергей Гуреев Страница 10

— А кто? — коротко спросили на другом конце провода.

— Ну я не знаю… Ученые, что ли… ФСБ, на худой конец.

— Может, министра образования подключить? — На другом конце провода послышалось раздражение. — Повторяю, ситуация чрезвычайная! Вы — министр. Еще вопросы есть?

— Нет.

— А у меня есть. — Собеседник опять говорил спокойно и по-деловому.

— Слушаю вас.

— Так вы все-таки министр?

— Да, — как-то неуверенно ответил министр.

— Тогда всего доброго, — донеслось из Кремля, и в трубке воцарилась тревожная тишина.

* * *

Гражданин проснулся рано. Ровно в шесть утра его темно-серые, почти стальные глаза открылись и энергично пробежали по потолку в поисках мокрых пятен от протечек. Железобетонная плита над головой сохраняла девственную белизну.

— Жаль… — с кровожадной тоской произнесли твердые тонкие губы.

Соседи сверху ему не нравились, но предъявить им было нечего. Эти люди вели себя крайне подозрительно. Ровно в двадцать два по Москве они выключали телевизор. Тут же умолкал их ребенок, причем так резко, будто его убили. В восемь утра жильцы покидали квартиру, а в восемнадцать тридцать появлялись снова. Гости к ним не ходили и пьяных драк не устраивали. Они не давали повода для борьбы и классовой ненависти. Это угнетало.

Холодный душ несколько успокоил душу. На кухню Гражданин вышел в своем обычном настроении. Злой и беспощадно справедливый. Твердой походкой он приблизился к холодильнику и рванул на себя ручку, будто пытался застать там кого-то врасплох. Не получилось. На холодных полках в безупречном порядке стояли пакеты с молоком. Коричневого цвета яйца все так же содержали в себе замерзших недозрелых птенцов, а кусок жирной ветчины намертво прилип к упаковочной бумаге.

— Отнято у животных насильственным путем, — задумчиво произнес Гражданин, остановил взгляд на ветчине и добавил: — А в некоторых случаях совершено убийство…

Он достал из холодильника яйца и придирчиво сравнил маркировку на скорлупе с цифрами на упаковке. Результат проведенного дознания был занесен в блокнот, на мягкой черной коже которого многозначительно блестело золотое тиснение: «На вечную память».

Стандартный завтрак был съеден в рекордно короткие сроки. По-военному стуча вилкой о тарелку, Гражданин мужественно преодолел приступ угрызения совести и употребил в пищу четыре жареных яйца с куском свинины. Чашка чая растительного происхождения нейтрализовала возникшую напряженность.

Еще несколько минут Гражданин полоскал рот, затем рассматривал в зеркале свои ровные крепкие зубы. Расческа ему была не нужна. Короткая стрижка больше напоминала стальную каску, тонко намекая, что ее обладатель постоянно находится в состоянии войны. Рано появившаяся седина придавала его светлым волосам металлический оттенок. Он надел синий прокурорский китель и удовлетворенно кивнул своему отражению в зеркале. Форма идеально соответствовала воинственному содержанию.

Гражданин подошел к окну. Внезапно его плечи вздрогнули. Спина напряглась. Голова несколько раз повернулась, шейные позвонки с хрустом встали на место… Врагов было четверо!

Темно-серые глаза замерли, прицеливаясь. Посреди детской площадки, ни о чем не подозревая, стояли трое мужчин и женщина. Мужчины жадно пили пиво. Крупная женщина манерно курила, перепачкав губной помадой фильтр сигареты, зубы, пальцы и даже ладони. А вокруг с истошным лаем остервенело носились собаки. Иногда животные замирали, и тогда из них падало и лилось на землю нечто нестерпимо вонючее. Собаки были крупные. Вони было много.

Гражданин у окна улыбнулся и тихо произнес:

— Собаки…

Утро, казалось, так бездарно загубленное тихими соседями, понемногу обретало смысл. На строгом, будто выжженном полярным солнцем лице Гражданина проступила катастрофическая одухотворенность. Четко печатая шаг, мужчина подошел к телефону, поднял трубку и энергично нажал несколько кнопок.

— Говорит прокурор города Павел Холодов! — торжественно прозвучало в трехметровом коридоре. — Мне нужен ОМОН. В моем дворе обосновалась устойчивая преступная группа! Двор оцепить. До моего появления ничего не предпринимать.

Павел Карлович положил трубку, провел рукой по коротким жестким волосам и холодно произнес: «Эти люди не любят Родину!»…

Через десять минут трое мужчин и женщина лежали на земле рядом со своими питомцами. Ротвейлер, бультерьер, доберман и ризеншнауцер под тяжелыми взглядами людей в масках тихо скулили, как последние пуделя. Их хозяева, перепачканные продуктами собачьей жизнедеятельности, замерли, тесно прижавшись друг к другу. Пиво не было допито, сигареты не были докурены. Утро не задалось.

Бронированные автобусы с синими мигалками на крышах перегородили арки, ведущие со двора. Люди в черном, с автоматами наперевес, в хорошем темпе обыскивали подъезды и подвалы, вытаскивая на улицу заспанных бомжей. Крысы и кошки рванули врассыпную. На двор наехал ПОРЯДОК.

Павел Карлович Холодов вышел из подъезда, громко хлопнув дверью. Улица замерла. В полной тишине были слышны только твердые шаги прокурора и урчание в желудке какой-то собаки. Гулко отраженная от стен прокурорская поступь заставила биться в унисон сердца и людей, и животных. Жильцы домов принялись в спешном порядке зашторивать окна. Собаки снова завыли. В одном из автобусов командир группы ОМОНа натянул маску на лицо, до самого подбородка, и вплотную придвинулся к водителю, с хрустом сжимая в руке рацию. Шофер тоже натянул маску и пригнулся.

— Это он! — в полной тишине прошептала с земли женщина.

Шепот ураганом долетел до самых верхних этажей.

— Кто? — выдохнул перегаром лежащий рядом с ней мужичок из собаководов.

— Ну, тот! Я же рассказывала… третий день пристает. Все про намордник канючит. Мой Баксик его понюхал — потом всю ночь выл!

— А чё ж ты, дура, его не надела-то на своего урода, если тебя человек просил?

— Я — дура?! Ах ты, алкаш поганый! Это твоя лохматая тварь месяц назад ребенка укусила!

Содержательный разговор о жизни животных был прерван на самом интересном месте. Перед глазами собеседников появилась пара начищенных до зеркального блеска ботинок. Отражение в них спорщикам не понравилось, и они притихли.

— Встать! Суд пришел! — пронеслось у них над головами.

Собаки осторожно отреагировали на команду и привстали, на всякий случай поджимая хвосты. Их хозяева тоже поднялись, продолжая с интересом рассматривать землю под ногами, будто что-то потеряли. Теперь в поле их зрения кроме ботинок попадали и синие форменные брюки.

— Перед законом все равны! — холодно произнес Холодов. — Вот, к примеру, вы, женщина! — Павел Карлович стоял, расставив ноги на ширину плеч. Он одними глазами указал, к кому обращается, будто ткнул копьем. — Судя по лицу, вы — хозяйка этого мерзкого бультерьера. Почему вы решили наплевать на закон и порядок? Ведь я уверен, когда-то, лет сорок назад, вы были хорошей девочкой. Пусть толстой и некрасивой. Но хорошей! Я уже не говорю об утраченной совести и чести! В лучшем смысле этого слова, разумеется! — Его глаза сощурились. Павел Карлович на секунду умолк, будто наткнулся на что-то острое в своих воспоминаниях, и добавил: — Хотя тогда люди еще любили Родину!.. Что происходит, я вас спрашиваю? Кругом ложь, обман и собачье дерьмо! Ваша собака кусается? — Внезапный вопрос застал хозяйку бультерьера врасплох.