Замок храпящей красавицы - Дарья Донцова Страница 10

– Припевочка-красавица, – протянул дядя Миша, звеня ключами, – ты о ком болтаешь?

– Фаина боится детей, – выпалила я.

– Не пори чушь, – остановил меня он, – Фая никогда ребенка не обидит.

– Я о страхе, – уточнила я, – она даже разговаривать не смогла! Аж затряслась вся!

Михаил Степанович закрыл шкаф.

– Фая никогда не пугается. С чего бы ей паниковать?

Я тут же рассказала про малышку в розовом платье. Вообще говоря, я ожидала, что дядя Миша засмеется и скажет что-то вроде: «Ох уж эти бабы! Вечно чудят». Но он отреагировал странно.

– О Господи! А ну, пошли.

– Куда? – удивилась я. – Там тупик.

Михаил Степанович молча схватил меня за руку, подтянул к стене, оклеенной дорогими обоями, имитирующими шелк, ткнул пальцем в золотой орнамент, и панель разъехалась.

– Лифт! – ахнула я.

Дядя Миша впихнул меня в кабину, нажал на кнопку, лифт медленно пополз вниз. Оцените мое удивление: сначала я узнала про подъемник, а теперь поняла, что в театре есть подвальное помещение.

Вскоре мы очутились в коридоре. Пол покрывала обычная плитка, а стены были выкрашены в цвет морской волны. И в комнате, куда меня привел Михаил Степанович, доминировал тот же оттенок.

– Садись, – приказал рабочий, показывая на большое кресло. – Чаю хочешь?

– Нет, наелась на банкете, – ответила я, удобно устраиваясь.

Дядя Миша выудил из кармана допотопный мобильник и сказал в него:

– Зайди немедленно.

– Я понятия не имела, что тут есть жилые помещения, – воскликнула я, когда Михаил Степанович бросил трубку на диван.

– Это моя квартира, – объяснил рабочий. – Две комнаты, спальня и гостиная, плюс санузел, кухня с чайником, кофе-машиной, холодильником и СВЧ-печкой. Можно готовить, да зачем? Я у хозяина кормлюсь. Не жизнь, а малина, на всем готовом.

Дверь в квартиру распахнулась без стука, в комнату вошел Владимир Михайлович Корсаков, начальник охраны Филиппа Леонидовича. Я неоднократно виделась с этим безукоризненно одетым и подчеркнуто вежливым человеком, он всегда находится за спиной у хозяина, и, судя по тому, как Верещагин общается с Корсаковым, это не просто служащий на окладе, а некто более близкий. Когда Филипп Леонидович присутствовал на генеральном прогоне спектакля, он спросил у Владимира:

– Ну и как тебе?

– Нормально, – ответил Корсаков, – но, думаю, лучше, если Колобок все же будет говорить какие-то слова, иначе зритель не поймет, по какой причине он спешит к Бабе Яге.

Верещагин повернулся ко мне.

– Виола Ленинидовна, сколько вам потребуется времени для вставки в пьесу?

– Полчаса, – пообещала я, – если я правильно поняла, нет необходимости в пространном монологе.

– Отлично! – обрадовался Корсаков. – Вас охарактеризовали как крепкого профессионала, но забыли сказать, что у прозаика Арины Виоловой покладистый характер. Нам с вами повезло, правда, Филипп Леонидович?

– Абсолютно согласен, – улыбнулся шеф, – до сих пор все писатели, с которыми мы имели дело, яростно отстаивали свои варианты пьесы. А с вами очень легко. Не согласитесь ли еще писать для моего театра? Нам нравятся талантливые люди, способные идти на компромисс. Верно, Володя?

Понимаете теперь, почему я решила, что Корсакова и Верещагина связывают дружеские узы? С простым секьюрити хозяин так обходиться не станет.

– Привет, папа, – сказал главный охранник. – Надеюсь, не случилось ничего неприятного?

Я изо всех сил постаралась не выдать своего изумления. Начальник охраны – сын дяди Миши? Сегодня у меня день открытий.

Михаил Степанович сел на диван.

– Она видела девочку. В розовом платье. За кулисами.

Владимир щелкнул языком.

– Живую?

Я не поняла вопроса.

– В смысле?

– Ребенок был настоящим? – уточнил Корсаков, чем еще сильнее озадачил меня.

– Мертвые дети не разгуливают по дому, – ответила я.

– Кое-кто может с тобой поспорить, – встрял Михаил Степанович.

– Может, показалось? – прищурился Владимир.

Последний вопрос адресовался мне, я рассердилась.

– Я не подвержена галлюцинациям. И, кстати, вот искусственная жемчужина, лежала в коридоре. Точь-в-точь такие украшали платье ребенка.