Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов - Андрей Добров Страница 10

— Полиция.

— Полиция? — Человек повернул ко мне голову. Его бледное лицо было почти квадратным, с оттопыренной нижней губой — но не «габсбургской», а скорее брезгливой.

— Так вы из полиции? — спросил он. — С какой стати? Я ведь дал показания и даже подвергся обыску! Что вам еще надо?

— Полиция? — переспросил я. — С какой стати?

— Но?.. — Аптекарь повернулся к своему помощнику.

— Они сами так сказали-с…

— Ерунда, — ответил я, вставая. — Моя фамилия Гиляровский. Я руковожу московским отделом газеты «Россия».

— Гиляровский? — Горн вдруг сморщился. — Кажется, я слышал вашу фамилию. И что же вам нужно?

— Отравление купца Столярова.

Горн нервно сглотнул. Его нижняя оттопыренная губа дрогнула.

— То есть… Я уже дал показания полиции.

— Мне надо уточнить детали, — ответил я. — Я пишу большой материал по этому убийству.

— Вы упомянете мою аптеку в превосходных красках? — быстро спросил Горн.

— Безусловно, — согласился я.

Понятно, Горна соблазнила возможность бесплатной рекламы в такой газете, как «Россия». Так что он сел в кресло и приказал своему человеку:

— Мишель, табличку «Перерыв» и чаю нам.

Продавец метнулся к выходу и повесил на дверь табличку, а потом спросил:

— Которого чаю подать?

— Цейлонского с мятой. Покрепче мне. Гостю — обычно. В лаборатории в третьем шкафу банка синего цвета.

— У вас тут и лаборатория? — спросил я, когда Мишель исчез.

— Так… — ответил Горн, слегка поддергивая брюки.

Он вдруг вздохнул:

— Спрашивайте, Владимир…

Я присмотрелся к нему внимательнее. Вблизи стало заметно, что бледность его имеет косметическую природу — лицо аптекаря покрывал тонкий слой пудры. Но даже сквозь этот слой была видна глубокая рябь, покрывавшая щеки. Сначала я подумал, что он скрывал последствия оспы, но потом вспомнил, что оспины намного глубже. Быстро опустив глаза, я достал из жилетного кармана визитную карточку и передал ее аптекарю.

— Владимир Алексеевич… Минуту.

Он так же передал мне свою карточку.

— Вот и знакомы. Так что вас интересует?

— Скажите, вы знали покойного раньше?

— Петра Ильича? Столярова? Я знаю… в смысле, знал его давно. Лет пятнадцать или даже двадцать. В основном по клубу. Еще с тех времен, когда это был действительно — купеческий клуб. И туда еще не было хода всякой шушере… Простите, вы сами посещаете?

— Изредка, — сказал я.

— Да, так вот. Знал. Видите ли, эта аптека досталась мне от отца. А ему — от деда. Он приехал из Шотландии почти сразу после воцарения Николая Павловича. Хотел открыть дело в Петербурге, но был напуган Декабрьским восстанием — представляете, только что сошел с корабля и тут же попал под пушечные залпы, когда разгоняли бунтующую толпу. В чужой стране, совершенно потерянный, с небольшим багажом, он сразу уехал в Москву.

— Да-да, — кивнул я. — Но вернемся к купцу Столярову.

— Ах, Петр Ильич! Не сказать, чтобы мы были с ним очень близки… знаете, клубные знакомства! Скорее — знакомы. Он — коннозаводчик. Я — больше ученый, чем просто владелец аптеки. Так, беседовали иногда на разные темы… Я порой консультировал его по ядовитым растениям, которые могли попасться лошадям на пастбищах. Рассказывал про способы лечения от таких отравлений. Вот и все.

— А как он умер? — спросил я, делая пометки в блокноте.

Горн посмотрел на свои пальцы, которые вдруг мелко задрожали. Он тут же сцепил их в замок и сгорбился, будто прикидывая — как бы половчей рассказать, но тут вернулся Мишель и поставил перед нами массивный серебряный поднос с чайником и двумя полными чашками. Он выпрямился и устремил на меня напряженный взгляд.

— Иди… э-э-э… позанимайся чем-нибудь, только ничего не трогай, оставь нас, — приказал Горн и, когда малый ушел, продолжил: — Это интересно, знаете. Интересно, конечно, не совсем уместное слово, потому что любая смерть — ужасна, а здесь, — он обвел взглядом стеклянные горки с духами, — мы трудимся на благо жизни и здоровья наших клиенток… э-э-э… и клиентов, без сомнения, но с точки зрения прикладной науки смерть Столярова была именно что интересной. Видите ли, его отравили…

— Морфином, — кивнул я.

Горн удивленно посмотрел на меня:

— Знаете?

— Да.

Он уважительно покивал головой:

— Его отравили морфином. Я понял это сразу. Сначала судороги, рвота — но коротко. Резкая сонливость — фактически наркоз. Потом — кома. И — паралич дыхательного центра. Как только он свалился со стула, я бросился к нему. И меня поразило — конечности будто ледяные! Лоб холодный! Бледность — он был одного цвета со скатертью! Я не мог нащупать пульс. Открыл веки — зрачок ушел в точку!

— Неужели ничего нельзя было сделать? — спросил я.

Аптекарь немного помолчал, а потом ответил:

— Как минимум — промывание желудка. Хотя и это вряд ли… Морфин быстро впитывается.

— Скажите, а тяжело достать в Москве чистый морфин?

— Безусловно, это непросто. В растворе — да. Для инъекций.

— Можно как-то извлечь чистый морфин из раствора?

Аптекарь откинулся на спинку стула и посмотрел на меня:

— Нет. Это невозможно.

Я вспомнил, как доктор Зиновьев, говоря про морфин, особо отмечал, что он растворяется в воде и поэтому приходится собирать образцы человеческих органов.

— Да, конечно, — кивнул я, — извините. Можете продолжать.

Аптекарь прищурился и посмотрел на меня скептически:

— Что вам известно о растительных ядах?

— Немного, — соврал я. — Почти ничего.

Горн потрогал чуть дрожащими кончиками пальцев свою чашку, вероятно проверяя, насколько остыл чай.

— Вот, прекрасный цейлонский чай с мятой, — сказал он. — Вам нравится чай, господин Гиляровский?

— Предпочитаю что покрепче, но не откажусь и от хорошего чая, — ответил я.

Аптекарь кивнул:

— Знаете ли вы, что чайные листья содержат алкалоид теин? В малых дозах — а мы пьем его именно в малых дозах — он тонизирует организм, проясняет мысли, укрепляет тело. Но если я возьму достаточное количество чайных листьев и выделю из него крохотную каплю чистого теина и помещу его в вашу чашку, то вы после нескольких глотков умрете в мучениях?

Я поставил свою чашку обратно на блюдце.

— Правда?

— Да. — Горн потянулся к носу, вероятно, чтобы почесать переносицу, но в последний момент отдернул руку. Вероятно опасаясь стереть пудру.