Светские преступления - Джейн Стэнтон Хичкок Страница 10

— Мой муж умер от инфаркта. Это случилось очень внезапно и…

Моника вдруг остановилась и закрыла лицо руками. Я осторожно коснулась ее плеча.

— Я просто не могу с этим смириться! — Она уронила руки. В глазах ее стояли слезы. — Простите.

— Ну что вы! Примите мои искренние соболезнования.

Мы с Моникой сидели на террасе за одним из тех необычайно удачных ленчей, когда и еда, и вино, и беседа одинаково безупречны и слагаются в общую атмосферу радостной приподнятости. Со стороны наш разговор показался бы обычной болтовней обо всем понемногу: о вчерашней вечеринке, последней моде, редких сортах цветов, восемнадцатом столетии, пластической хирургии, тяге к путешествиям, кулинарии и прочем — но подспудно мы обе прикидывали, сможем ли подружиться.

Было совершенно очевидно, что Моника обо мне наслышана (по крайней мере на поверхностном уровне) и считает меня образцом для подражания. Мне пришло в голову, что именно так ведет себя юная чаровница, получив шанс перенять мастерство опытной сердцеедки, которому годами могла только завидовать. Надо признаться, и я когда-то смотрела снизу вверх на Клару Уилман, ныне покойную, одну из величайших гранд-дам нью-йоркского высшего света. Мне нетрудно было понять такого рода поклонение. Оно казалось мне трогательным.

От Клары я переняла почти все по части стиля, благодаря ей стала вхожа туда, куда иначе пришлось бы трудно пробиваться. Ее считали моей наставницей, а это немаловажно, потому что, какое бы ни было окружение, в счет идет в первую очередь то, кто вас туда вводит. На какое-то время — а порой и навсегда — это определяет круг ваших друзей. Клара называла меня своей протеже. Она была уже очень немолода и часто повторяла: «Чем старше становишься, тем моложе должны быть твои друзья. Собирай вокруг себя юность, только так ты дольше сохранишь свою».

Проблема была в том, что мои интересы резко отличались от увлечений людей молодых. Мне так и не удалось встретить человека, который разделял бы мой глубокий интерес к Марии Антуанетте и ее эпохе. На эту роль более всего подходил Итан Монк, но у него была сложная и запутанная личная жизнь, в которую он не желал впускать посторонних, меня в том числе. Я всей душой жаждала последовать совету Клары, и хотя Моника была лишь немногим моложе (лет на десять максимум), ее энергия, энтузиазм, желание угодить, а главное, сходство ее интересов с моими стали для меня чем-то вроде бодрящего напитка. Роли сменились, и я занимала теперь место Клары, а эта молодая женщина — мое.

Наша беседа не всегда проходила на возвышенной и благородной ноте. Помимо прочего, мы сплетничали, причем Моника говорила о Бромирах только хорошее, особенно о Дике, в то время как многие близкие друзья уже поставили на нем крест. К примеру, из утренних звонков следовало, что хотя вчерашний вечер считают удачным, он останется в памяти как лебединая песня Дика.

Мы все еще были погружены в разговор, когда на террасу вышел Люциус. Он был в кое-как наброшенном купальном халате и направлялся к бассейну. За ним тенью следовал Каспер, по совместительству шофер и сиделка, почти квадратный, с руками-лопатами и широченным дубленым лицом. При виде Моники Люциус поспешно запахнул халат, чтобы скрыть оставленный операцией шрам. Хотя кожа его висела складками, как у слона, и походку трудно было назвать пружинистой, аура величия оставалась при нем.

— Как дела, дорогой? — осведомилась я.

— Я обошел Гила на девятой лунке, и теперь он кусает локти.

— Познакомься с моей новой подругой графиней де Пасси.

Люциус подошел, и они с Моникой обменялись рукопожатиями.

— Мы уже немного знакомы, — сказала она. — Вчера нас представили друг другу.

— Присоединяйся, — предложила я мужу. — Хочешь чего-нибудь?

— Умру, если не выпью кофе. — Люциус вскинул руку, пресекая неизбежные возражения. — Я помню, помню! Без кофеина. — Он повернулся к Монике. — Она следит за мной как ястреб.

Я попросила Каспера принести еще и графин охлажденного чаю.

— Ну и чему две интересные женщины могут посвятить целое утро? — поинтересовался Люциус.

— Мы с миссис Слейтер совершили тур по вашему изумительному поместью, — ответила графиня, — а потом отведали самого упоительного омара, какого мне только доводилось пробовать, и самое изысканное белое вино, какое только приходилось пить.

— Вижу! — Люциус со смешком указал на пустую бутылку.

Затем он откинулся на стуле с заложенными за голову руками и устремил взгляд к безоблачному небу.

— Что за день! Божественный, да и только. На гольфовом поле была просто благодать. Единственное достоинство тяжелой болезни в том, что все хорошее начинаешь ценить вдвойне. Гил упоминал, что у вас есть Моне на продажу, — вдруг сказал он. — Возможно, он подойдет к моим импрессионистам. Можно будет взглянуть?

— О, я ни за что не предложила бы эту картину вам!

— Отчего же?

— В самом деле это Моне — по крайней мере если судить по подписи. Боюсь, однако, в тот день у него была мигрень.

Мы засмеялись, все трое, и я заметила, что Люциус в упор разглядывает Монику. Этот взгляд был мне знаком. Мой муж был заинтригован. Меня порадовало, что удалось его развлечь.

— В таком случае обращайтесь к Гилу, — сказал он, когда смех умолк. — Если кто и сумеет набить цену, так это наш виртуоз. Однажды ему удалось уговорить меня на покупку Писсарро.

— И Сера, чего мне уж совсем не понять, — сказала я.

Мы снова засмеялись.

— Надолго в наши края, графиня? — спросил Люциус, окончательно оттаивая.

— Прошу, зовите меня просто Моника. Останусь на столько, сколько Бетти и Гил согласятся меня терпеть. Я и рада бы снять жилье, но мне просто не по карману. Рента здесь выше, чем в Сен-Тропезе, где мы бывали с мужем.

— Если окажетесь на мели, у нас есть вполне приличный домик для гостей. — И Люциус подмигнул мне.

— Приличный? Да это домик моей мечты!

— Вот и перебирайтесь в мечту, — предложила я.

— Нет, что вы! Я бы не осмелилась.

Моника адресовала мне взгляд, полный счастливого изумления и отчасти благоговения. Точно такой я устремила на Клару Уилман, когда была впервые приглашена в ее знаменитый виргинский дом. Она была моим кумиром, а в его расположение поначалу трудно поверить. Я мечтала быть приближенной особой, но до смерти боялась совершить какой-нибудь непростительный промах, который поставит точку на зарождающейся дружбе. Мне казалось, что и Моника испытывает подобные чувства.

— В этом нет ничего особенного, — поспешно заверила я. — Мы с радостью предоставим вам домик на несколько дней.

— Особенно если вы играете в нарды, — вставил Люциус.

— Обожаю эту игру! — Моника просияла. — Хотите верьте, хотите нет, но как-то в Биаррице я выиграла двадцать франков у одного арабского шейха. Мне было тогда всего пятнадцать.