Замок мрачных иллюзий - Каролина Фарр Страница 10

— Как? — заинтересовалась я.

Она поднесла планшетту к столику рядом с моей кроватью и положила его на доску.

— У тебя есть карандаш?

— Где-то был... — Я нашла в своей сумке ручку и протянула ей.

— Ручка, вставленная в дырку планшетты, становится ее третьей ножкой. — Тетя продемонстрировала, как это делается. — Теперь она стоит ровно, видишь? На сеансе человек задает вопрос, медиум слегка прикасается к планшетте пальцем, и она начинает двигаться.

Сейчас планшетта даже не тронулась с места. Я обратила на это внимание тети, и она засмеялась:

— Я же говорила тебе, Меган, что дар достался не мне, а твоей матери. — Она указала на планшетту. — Попробуй. Уверена, что для тебя она что-нибудь напишет.

Но я не была расположена делать это. Мне совсем не нравилась идея играть в игру, в которой я ничего не понимала. Я покачала головой.

Тетя улыбнулась:

— Ты испугалась, Меган? Твой отец тоже боялся того, чего не мог понять. — Ее странные глаза — зрачки почти сливались с радужкой — замерцали черным пламенем. Я отвернулась. — Но твоя мать не боялась ничего.

— Я просто немного устала, — уклончиво сказала я, не отрывая взгляда от планшетты.

— Конечно, дитя. Прости меня, но ты задала вопрос, а ответ можно найти именно там, куда ты сейчас смотришь.

— Моя мать пользовалась этим?

— Ей не нужна была эта доска. Для нее она была лишь игрушкой, которую ей в детстве дала твоя бабушка. Бернадетта забавлялась ею. Ее восприятие было гораздо шире и глубже, она видела больше, чем детские каракули и отрицательный или положительный ответы. Она имела силу прорицания, которую не просила, но которая досталась именно ей. Мне кажется, она совсем не хотела этого дара, хотя и была Феррари. В этом, конечно, была вина твоего отца. Он не мог ни понять, ни поверить. И никто из нас не упрекает саму Бернадетту.

Подойдя ко мне, тетя Лиззи положила руки мне на плечи и поцеловала в щеку, лишь слегка прикоснувшись губами.

— Спокойной ночи, Меган, — сказала она и, помолчав, тихо добавила: — Ты так похожа на Бернадетту!

— Спокойной ночи, тетя Лиззи, — пробормотала я.

У двери она обернулась и улыбнулась мне:

— Ты прочитала книгу?

— Только то, что написала бабушка.

Она кивнула:

— Ты помнишь свою бабушку, Меган? Она была красивой, доброй и мудрой. Удивительная женщина! Для нее это был благой дар, он принес ей только хорошее. Она использовала его, чтобы помогать и утешать окружающих ее горемык. Он мог бы быть таким же и для тебя.

— Но она потеряла своего единственного сына, — напомнила я. — И моя мать умерла молодой. Не было ли все это дорогой ценой, которую им пришлось заплатить за свой дар?

На мгновение мне показалось, что тетю рассердили мои слова, но она лишь склонила голову и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Я услышала, как щелкнул замок, затем ее шаги — она шла по коридору к своей комнате.

Я с трудом подавила порыв догнать ее, извиниться за свои слова и, подойдя к своей сумке, вытащила из нее конверт, который передали мне в аэропорту от Джона Кэрзона. Сидя на краю кровати, я перечитала то, что написала моя мать, но теперь, когда знала о ее так называемом «даре», уже с большим вниманием. Я догадалась, что этот документ был вкладом моей матери в семейную хронику экстрасенсорного восприятия. Я еще раз перечитала эпиграф: «Да не найдется среди вас ни одного верующего, злоумышляющего гаданием или колдовством, магией или некромантией, ибо все это противно Богу». Я немного поразмышляла над его смыслом и решила, что это не те слова, которые Лиззи высоко бы оценила.

Или следующие: «Люди, стремившиеся разделить видения медиума, не знали и не заботились о том, реальны ли эти видения или ложны. Они даже не задумывались, что своей назойливостью толкают медиума в омут одержимости, вынуждая его вырываться за пределы своих способностей, что зачастую приводит к гибели». Это могло быть написано специально для Лиззи. На меня вновь нахлынули мрачные предчувствия, я вдруг осознала, что именно мне предстоит стать тем медиумом, которого она так беззаботно подталкивает к краю бездны, а там, на дне, ждут неизвестность и ужас, с чем, должно быть, столкнулась моя мать, если написала подобное предупреждение для других.

Я лежала в огромной кровати, пытаясь уснуть, но это оказалось нелегко. Я все еще была слишком возбуждена. Чтобы успокоиться и погрузиться в сон, я глубоко вздохнула, закрыла глаза и прибегла к уловке, которой однажды научил меня отец и которая долго мне не давалась. Нужно было полностью расслабиться — мысленно представить себе, как медленно и последовательно сбрасывают напряжение все мышцы, одна за другой, начиная от макушки и лица до кончиков пальцев на ногах. Это требовало концентрации и определенных усилий, но всегда срабатывало, и, расслабившись, я мгновенно засыпала.

Постепенно я сосредоточилась и почувствовала, как все страхи и опасения улетучиваются из моего сознания. Огромный старый замок уже спал. Вздохи ветра и волн за окном были едва слышны. Я знала, что это затишье — всего лишь краткая передышка, которую позволило себе море. Низкий отлив вскоре должен смениться яростным буйством прилива, еще немного, и неистовый водоворот будет остервенело биться о скалы под моим окном.

Легкий вздох вырвался из моих сомкнутых губ, рассеяв дремоту в тот момент, когда я уже медленно плыла в объятия сна. К тому времени я успела добраться до мускулов предплечий и, продолжив расслабление дальше, вновь начала засыпать. Внезапно в комнате послышался слабый скрежет. Я напряглась, и вся моя сосредоточенность мгновенно испарилась. Источник звука был почти рядом с кроватью.

Медленно и осторожно я повернула голову, думая, что это скребется мышь, и внезапно заметила в темноте слабое движение, менее чем в шаге от моего лица. Звук шел от доски Уйда, лежавшей на столике у кровати. Поперек верхней ее части белело письмо моей матери — там, где я его и оставила.

Слабое поскрипывание продолжалось. Казалось, оно доносится из-под листа. Не отрывая глаз от доски, я протянула руку за второй подушкой, схватила ее и, развернувшись, с размаху опустила ее на бумагу и вещь, двигавшуюся по ней.

Должно быть, я не рассчитала силу удара и попала по углу. Столик покачнулся и тяжело упал на пол, увлекая за собой доску и все остальное. Что-то скользнуло на середину комнаты. Что-то деревянное. Оно с резким треском ударилось о какое-то препятствие и остановилось. Перепуганная мышь, если бы это была она, наверное, бросилась наутек. Я села и включила прикроватную лампу.

Маленький столик валялся на боку, доска Уйда лежала инкрустированной поверхностью вниз недалеко от него. Чуть дальше валялась подушка, но документа моей матери нигде не было видно.

Встав с кровати, я подняла стол и затем подобрала подушку. Под стулом нашлась планшетта. Теперь я поняла, что именно она и скользила по полу. Ручка, которую тетя вставила в отверстие в центре, была сломана.