Сенсация Ричарда Эшли - Моррис Уэст Страница 10

— Оставьте, оставьте, мой дорогой друг, — добродушно подзуживал его Орнанья. — Это же обязанность прессы, не так ли? Чего мы ждем от нее, как не поддержания норм общественной морали.

От охватившего его гнева даже вино показалось прокисшим. Вновь они насели на него, подкалывая, раздражая, наблюдая за его реакцией на каждую новую шпильку. Его явно провоцировали. Но пока он не собирался идти у них на поводу. Эшли отпил вина, тщательно подбирая слова для ответа.

— Сегодняшний вечер — из ряда вон выходящее событие, ваше сиятельство. И было бы невежливо обсуждать нравственность прессы… или политиков.

Джордж Арлекин неожиданно засмеялся и поперхнулся вином.

— «Из ряда…»! Как это ни странно, Орнанья, но мы никогда не считали американцев фразерами. Эшли доказывает обратное.

— Я всегда высоко ценил достоинства господина Эшли, — галантно ответил Орнанья. — Я рад, что он наш друг, а не враг.

«Наконец-то, — подумал Эшли, — мы добрались до сути. Он хочет мира. Он знает, что может усложнить мне жизнь, но не уверен, сможет ли заткнуть рот. Он готов пойти на сделку. Немного терпения, и он изложит ее условия».

Менялись тарелки, открывались новые бутылки вина. Официанты предугадывали любое желание кушающих господ, попутно обсуждавших фасоны одежды и финансы, светские скандалы и церковные интриги. Как и полагалось вышколенным слугам, ни их лица, ни глаза не давали ни малейшего намека на то, что они впитывают каждое слово. На юге вовремя проданная информация означала лишнюю буханку хлеба на семейном столе, а то и теплое пальто выздоравливающему ребенку.

Подали жаркое, затем пирожные. Принесли фрукты и сыры. Разлили по чашечкам крепкий, ароматный кофе. Метрдотель согревал большие шарообразные бокалы для бренди, когда раздалась резкая трель телефонного звонка.

Трубку поднял метрдотель, что-то сказал, послушал, положил ее рядом с аппаратом, подошел к Орнанье и наклонился над его ухом. Тот внимательно выслушал шепот метрдотеля, встал, извинился и ушел в спальню, чтобы поговорить с параллельного телефона.

Козима проводила мужа тревожным взглядом. Через три минуты Орнанья вернулся и с ходу включился в общий разговор, словно и не было никакого звонка. Когда подали кофе и бренди, он повернулся к метрдотелю.

— Можете идти. Если вы нам понадобитесь, я позвоню.

— Да, ваше сиятельство.

Он поклонился и вышел в сопровождении обоих официантов. Орнанья разглядывал бокал бренди.

— Таллио, проводи Елену в бар, — приказал он, не поднимая головы, — Кофе и бренди выпьете там. Из отеля не уходить. Я могу вас позвать.

Молодые люди молча встали и направились к двери. Орнанья подождал, пока они уйдут, затем поднял голову. Остальные не сводили с него глаз.

— Звонил капитан Гранфорте. Он хочет допросить вас, господин Эшли.

— Он не теряет времени даром.

— Я сказал капитану, — продолжил Орнанья, — что из-за моей жены я тоже причастен к этому делу. И предложил ему, в виде исключения, приехать в отель, чтобы без помех обсудить возникшие проблемы. Он согласился.

— Как он любезен, — сухо заметил Эшли.

— Любезнее, чем вам кажется, господин Эшли. И я нахожу целесообразным использовать оставшиеся в нашем распоряжении минуты для подготовки к предстоящей беседе.

— Я готов вас выслушать.

— Отлично. Я осведомлен, Эшли, о ваших прежних взаимоотношениях с моей женой. Лично я предпочел бы их игнорировать. Но вынужден принять все меры, чтобы о них не узнала широкая публика. По этой причине я готов подписаться под выдумкой — признать, что вы — мой друг, а ваша дневная поездка не более чем оказанная мне услуга и развлечение для Козимы.

— Верное решение, — холодно кивнул Эшли. Орнанья отпил бренди.

— Гранфорте, вероятно, знает о ваших делах с убитым. И этот несчастный случай вызывает у него определенные подозрения. Я полагаю… — он выдержал паузу, — это, конечно, только догадка, что он намерен предъявить вам обвинение, достаточно весомое для того, чтобы задержать вас и продолжить расследование.

— А вам этого не хочется?

— Нет, из-за моей жены.

— Так измените его решение. Орнанья неторопливо продолжал:

— Таким образом, наши интересы совпадают. То есть налицо основа для сотрудничества.

— Какова цена?

— О цене мы поговорим позже, если вы переживете допрос капитана Гранфорте.

— Если мы оба переживем его. Орнанья отодвинул кресло и встал.

— Мы, возможно, успеем поговорить и об этом. Подумайте, Эшли. Времени в обрез. Пошли, Козима.

Он обошел стол, помог Козиме подняться, и они удалились в спальню. Закрылась дверь, и Эшли остался наедине с Джорджем Арлекином. Как всегда невозмутимый, англичанин маленькими глоточками пил бренди. Эшли закурил.

— Я вас предупреждал, не так ли? Во взгляде Эшли сквозило презрение.

— Мне приходилось видеть малопристойные дела, творимые во имя государства ее величества, Арлекин. Но убийства я не ожидал.

— Убийства? — В светлых глазах Арлекина мелькнуло удивление.

— Его организовал Орнанья, жена выступила в роли сообщницы, а я — палача.

— Я в это не верю.

— Как вам угодно, — ответил Эшли, пожав плечами. Его терпение иссякало на глазах. Как они ему надоели с уклончивыми, обтекаемыми фразами, хитростями! Но он угодил в их сети, и деваться ему некуда. Сенсация лопнула у него в руках, а обломки, рухнув на него, не дают даже пошевелиться.

Джордж Арлекин наблюдал за американцем. Сейчас он был профессионалом, обязанным любой ценой выполнить порученное ему дело.

— Орнанья знает, что фотокопии у вас, — как бы невзначай обронил он.

— Что? — Эшли подпрыгнул, будто его укололи иголкой. — Повторите, что вы сказали!

— Орнанья знает, что фотокопии у вас.

Эшли уставился на англичанина, открыв рот, а затем внезапно расхохотался. Еще через пару минут пришел капитан Гранфорте. Капитан мог считать себя удивительно счастливым человеком. Он непринужденно сидел в покоях его сиятельства с бокалом выдержанного бренди и массой интересных фактов, упрятанных в его памяти.

Факты эти придавали ему уверенности, но за долгие годы службы он научился не выказывать высокомерия. Он не сомневался, что извлечет из предстоящей беседы хоть малую выгоду, но понимал, что благодаря тактичности и благоразумию может увеличить ее.

Он не продавался, он служил продажной администрации. Он был честен перед собой и знал, что, хотя все люди имеют свою цену, капитан Гранфорте стоит подороже многих. Он никогда не извращал истины, хотя и частенько потворствовал несправедливости, если ее творили силы, которых не могла переломить скрипучая правоохранительная система Италии. Он не брал взяток, но и не отказывался от подношений благодарных граждан.