Окончательная реальность - Вильгельм Зон Страница 10

Умберто ушам не верил. Это было похоже на провокацию, но «синьор Больцано» – слишком крупная фигура, чтобы заниматься банальными провокациями. – Пора начать говорить правду, дорогой Умберто. Перемены в политике неизбежны, и мы пойдем на перемены, но нужна помощь, помощь таких людей, как вы – интеллектуалов, интеллигентов. Вы чувствуете дыхание перемен?

«Он издевается надо мной», – решил Умберто.

О переменах в Италии и думать забыли. Тридцать послевоенных лет без перемен – целая жизнь. Перемены… Они случались повсюду, только не здесь. В Америке и России президенты сменялись, словно по часам. Даже в Германии происходила какая-то политическая жизнь. Во всяком случае, после скоропостижной смерти Гитлера весной 45-го там трижды менялись канцлеры и трижды менялась риторика.

Геринг пошел на перемирие, а потом и на полноценный мир. Он прекратил уничтожение евреев, убрал одиозных Геббельса и Розенберга. В конце концов, создал тот Рейх, который существует, Рейх, управляющийся со своими окраинами без помощи концлагерей.

Шпееру не повезло. Ему пришлось закручивать гайки. В конце жизни Геринг разлиберальничался, а когда-то гордые галлы его не так поняли. Парижская весна 68-го напомнила им о худших часах французской истории. Немецкие танки вновь стояли на улицах Парижа.

События, потрясшие Европу, начались в университетах – сначала в Нантере, а затем в Сорбонне. Идеи студентов отличались откровенной левизной. Особенно сильным было анархическое и марксистско-ленинское движение. Все последующие годы европейская интеллигенция, в том числе и Умберто, жила лозунгами тех дней: «Счастье – это новая идея», «Культура – это жизнь наоборот», «Вся власть – воображению». И, конечно, главный лозунг – «Запрещать запрещается».

После того как профсоюзы объявили бессрочную забастовку, а митингующие стали требовать смены правительства, ввод немецко-итальянского контингента стал неизбежным. По мнению германского генштаба, Франция находилась на ключевой стратегической позиции в Европе. Любое ослабление контроля однозначно рассматривалось как угроза целостности и безопасности Рейха, да и Великой Германии тоже. Политика ограничения государственного суверенитета, допускающая применение военной силы и уже практиковавшаяся в ряде стран Европы, впервые была использована во Франции.

Накануне ввода войск командующий операцией Вагнер предостерег французского министра обороны от оказания сопротивления со стороны подчиненных ему вооруженных сил. Говорят, он пообещал повесить коллегу на первом же дереве, если французские солдаты сделают хоть выстрел. Министр подал в отставку. За ним последовало большинство членов кабинета.

В ночь с 20 на 21 августа 1968 года немецкие танки вошли в Париж. Новый глава Французского государства, уроженец немецкого Кобленца, заговорил словами Петена: «Теперь мы должны направить свои усилия в будущее. Начинается новый порядок!»

Шпееру действительно не повезло. Он не хотел стать объектом той ненависти, которая полилась на него отовсюду после Парижской весны. Он хотел только строить. Сменив Геринга на посту лидера нации в 64-м, бывший архитектор развернул невиданное доселе строительство по всей территории Рейха. Реконструкция Дрездена, здание Берлинской оперы, Зальцбургская обсерватория, неоготические кварталы Кенигсберга, невероятный по бессмысленности мост Таллин – Хельсинки, массовая застройка Познани и Вроцлава, львовский Музей народов Востока – вот только некоторые из его фантастических проектов.

Когда в 73-м грянул первый нефтяной кризис, выяснилось, что рейхсмарки кончились, казна пуста, собственной нефти нет, и строительство пора заканчивать. Вместе с экономическим кризисом в Рейх пришла бедность. Шпееру пора было уходить, и он умер.

Жизнь дуче, напротив, казалась бесконечной, как его бесконечный профиль работы Бертелли. Ему шел 93-й год. Он правил Италией больше чем полвека. Перемен уже никто не ждал. В стране развивались только электроника, дизайн и эстрада. Все остальные области человеческой деятельности охватил полный покой.

Когда после смерти Шпеера объявили, что фюрером нации становится Шелленберг, передернуло даже Муссолини. Его недовольство было хорошо видно во время церемонии инаугурации, которая транслировалась по всей Европе. Мало кто ожидал, что партия выдвинет на роль преемника прямого наследника Гиммлера, рейхсминистра внутренних дел Германии, рейхсфюрера СС, – Вальтера Шелленберга. Умберто знал, что Макс работал с Шелленбергом во время войны. Он отчетливо понимал, на какой высокой ступени германской иерархической лестницы стоит его неожиданный гид.

Ненадолго задержавшись у витрины «Успехи немецкой дипломатии на Балканах», Макс снова начал болтать.

– Мы совершили большую ошибку с этой дипломатией. Надо было раздавить сербов танками и поддержать вашего горе-вояку дуче в Греции. Если бы Гитлер оккупировал Балканы и захватил Крит, Турция не отвертелась бы от вступления в войну. Ближний Восток вместе с нефтеносными полями лежал бы у наших ног. Сегодня немцы ездили бы на роскошных «Майбахах», а не на убогих малолитражных «Мерседесах».

– Если бы вы раздавили сербов танками, кто бы играл за лучшую футбольную команду мира, Югославию? – попытался пошутить Умберто.

Макс странно посмотрел на него и спросил:

– Вы болеете за Югославию?

– Нет, что вы! Я болею за Италию, хотя это трудно.

Следующий зал был целиком посвящен операции «Барбаросса». 9 мая 1941 года Гитлер начал величайшее вторжение во всей военной истории «Унтернемен „Барбаросса“. Операция „Барбаросса“ явилась примером абсолютной внезапности и молниеносности. Безупречно согласованные действия дипломатии и разведки убедили кровавого русского диктатора Сталина в невозможности немецкого вторжения. Испытывая панический ужас перед мощью Вермахта, Сталин лично следил за тем, чтобы СССР продолжал отправлять стратегические грузы в Рейх даже накануне начала операции. Циничный расчет таким образом задобрить фюрера и оттянуть неизбежное не оправдался. 9 мая немецкий Люфтваффе стяжал величайшую славу, в течение суток стерев в порошок ВВС Красной Армии. Большинство самолетов русских уничтожались прямо на аэродромах, если же кому-то удавалось подняться в воздух, то тягаться с немецкими асами они были не в состоянии.

– А в этом зале много вранья? – спросил Умберто.

– Нет, здесь почти всё правда, – ответил Макс. – Знаете, почему мы не взяли Москву уже в июле? Гитлер испугался сам себя. Ходили слухи, что фюрер хотел уничтожить и Москву, и Ленинград, превратив места, где они расположены, в необитаемые. Я думаю, он осознал или ему помогли осознать зло этого решения. Гитлер взял время на раздумье, и повернул Гудериана на юг. 7 августа Красная Армия сдала Киев, еще через неделю мы прекратили штурм Ленинграда, перейдя к осаде блокированного города. В этот момент Гитлер сообщил руководству Вермахта, что не будет уничтожать Москву.

– Почему он передумал? Вы сказали: «Ему помогли принять новое решение». Кто?

– Я сказал, что ему помогли «осознать зло» предыдущего решения. Это не одно и то же.