Мой друг Мегрэ - Жорж Сименон Страница 10

Чтобы успокоить его, Леша ответил:

— Входите. Комиссар Мегрэ должен допросить всех.

Таков порядок.

Голландец говорил по-французски почти без акцента. В руке он держал сетку для провизии. Наверное, оба они шли за покупками в кооператив, когда их остановил инспектор.

— Вы давно живете на своей лодке?

— Три года. А что?

— Ничего. Мне сказали, что вы художник. Вы продаете свои картины?

— Когда представляется случай.

— А он часто представляется?

— Скорее редко. На прошлой неделе продал одну картину миссис Уилкокс.

— Вы ее хорошо знаете?

— Я познакомился с ней здесь.

Леша что-то тихо сказал Мегрэ. Он хотел узнать, можно ли ему пойти за г-ном Эмилем, и комиссар утвердительно кивнул головой.

— Что это за дама?

— Миссис Уилкокс? Она очень забавная.

— Что это значит?

— Ничего. Я мог бы встретить ее на бульваре Монпарнас, потому что она каждую зиму бывает в Париже.

У нас с ней оказались общие знакомые.

— Вы бывали на бульваре Монпарнас?

— Я целый год жил в Париже.

— На своей лодке?

— Мы были пришвартованы у моста Мари.

— Вы богаты?

— У меня нет ни гроша.

— Скажите, сколько лет вашей подруге?

— Восемнадцать с половиной.

Формы ее тела обрисовывались под парео, волосы падали ей на глаза; она была похожа на юную дикарку и сердито смотрела на Мегрэ и м-ра Пайка.

— Вы состоите в браке?

— Нет.

— Ее родители против?

— Они знают, что она живет со мной.

— С каких пор?

— Уже два с половиной года.

— Другими словами, с шестнадцати лет. Ее родители не пытались забрать ее от вас?

— Несколько раз пробовали. Она всякий раз возвращалась ко мне.

— Словом, они отчаялись?

— Они предпочитают больше об этом не думать.

— На какие средства вы жили в Париже?

— Время от времени продавали картины. У меня были друзья.

— Которые одалживали вам деньги?

— Случалось. Иногда я грузил овощи на Центральном рынке. Иногда раздавал рекламные проспекты.

— Вам уже тогда хотелось поехать на Поркероль?

— Я еще не знал о существовании этого острова.

— Куда же вы хотели поехать?

— Куда угодно, лишь бы там было солнце.

— Куда вы все-таки рассчитывали поехать?

— Подальше.

— В Италию?

— Или еще куда-нибудь.

— Вы знали Марселена?

— Он помогал мне конопатить лодку: она протекала.

— Вы были в «Ноевом ковчеге» в ту ночь, когда его убили?

— Мы бывали там почти каждый вечер.

— Что вы там делали?

— Мы с Анной играли в шахматы.

— Могу я узнать профессию вашего отца, господин Де Греф?

— Он судья в Гронингене.

— Вы не знаете, почему был убит Марселей?

— Я не любопытен.

— Он говорил с вами обо мне?

— Если и говорил, то я его не слушал.

— У вас есть револьвер?

— Зачем он мне?

— Вам нечего больше сказать?

— Нечего.

— А вам, мадемуазель?

— Тоже нечего.

В тот момент, когда они уходили, Мегрэ окликнул их:

— Еще один вопрос. Сейчас у вас есть деньги?

— Я же сказал, что продал картину миссис Уилкокс.

— Вы бывали у нее на яхте?

— Несколько раз.

— Что вы там делали?

— А что делают на яхтах?

— Не знаю.

Тут Греф уронил с оттенком презрения:

— Там пьют. Мы пили. Все?

По-видимому, Леша не пришлось далеко искать г-на Эмиля: они уже стояли в тени, в нескольких шагах от мэрии. Г-н Эмиль казался старше своих шестидесяти пяти и производил впечатление крайне хрупкого человека; он двигался осторожно, словно боясь сломаться.

Говорил тихо, экономя даже крохи энергии.

— Входите, господин Эмиль. Мы уже знакомы, не правда ли?

Сын Жюстины поглядывал на стул, и Мегрэ предложил:

— Можете сесть. Вы знали Марселена?

— Очень хорошо.

— С каких пор?

— Сколько лет — точно сказать не могу. Моя мать должна это помнить лучше. С тех пор как Жинетта работает у нас.

Все замолчали. Странно! Мегрэ и м-р Пайк посмотрели друг на друга. Что сказал м-р Пайк, уезжая из Парижа? Он говорил о Жинетте. Он удивился — с обычной своей скромностью, — почему комиссар не осведомился о том, где она теперь.

Оказывается, не было никакой надобности ни в розысках, ни в хитростях. Очень просто, с первых же слов г-н Эмиль заговорил о той, которую Мегрэ когда-то отправил в санаторий.

— Вы сказали, что она работает у вас? Я полагаю, это значит, в одном из ваших заведений?

— В Ницце.

— Минутку, господин Эмиль. Лет пятнадцать назад я встретил ее в пивной на площади Терн, и она уже тогда была не девчонкой. Если я не ошибаюсь, ей было далеко за тридцать, да и чахотка ее не молодила. Значит, теперь ей должно быть…

— Между сорока и сорока пятью. — И г-н Эмиль добавил совершенно естественным тоном: — Она заведует «Сиренами» в Ницце.

Лучше было не смотреть на м-ра Пайка, физиономия которого выражала столько иронии, сколько позволяло ему воспитание. Не покраснел ли Мегрэ? Во всяком случае, он сознавал, что был в тот момент в высшей степени смешон.

В конце концов, тогда он поступил как Дон-Кихот.

Засадив Марселена в тюрьму, стал заботиться о Жинетте и, совсем как в популярных романах, «подобрал ее с панели», чтобы поместить в санаторий.

Он прекрасно представлял ее себе: худая до того, что просто не верилось, как мужчины могли соблазниться ею; лихорадочные глаза, усталый рот… Он говорил ей: «Надо лечиться, детка». И она послушно отвечала: «Я бы с радостью, господин комиссар. Вы думаете, для меня это удовольствие?»

С чуть заметным нетерпением Мегрэ снова стал задавать вопросы, глядя на г-на Эмиля:

— Вы уверены, что речь идет о той же самой женщине? В то время она была иссушена чахоткой.