Подозревается оптимистка - Татьяна Луковская Страница 10

– Как это ты не знаешь? – раздраженно бросил он.

– А так, не знаю. Пришла с обхода, а на столе в медпункте монетка эта лежит и записка: «Любимому доктору от благодарного пациента, на память».

– А где записка?

– Ну, не знаю. Выбросила, наверное. Чего ее хранить? Не открытка же.

– А теперь подробней, – Степка облокотился о шкаф. – Когда это было?

– Недели две назад, я точно не помню. Недавно. Да что ты ко мне пристал? Понравилась, себе забирай.

– Нина, это фальшивый дирхем, – еще раз сунул он ей чуть ли не под нос монету.

– Ну, понятно, что фальшивый, не настоящий же, – буркнула Нина.

– В том-то и дело, что настоящий фальшивый дирхем.

– Ты уж определись – настоящий или фальшивый, – Нина скрестила руки на груди, тоже с вызовом облокачиваясь о полку шкафа.

– На Руси в девятом – десятом веках своих монет еще не было, ходили арабские деньги, – старательно принялся объяснять Казачок. – Серебряные дирхемы попадали с торговыми караванами, но монет не хватало, и наши кузнецы-умельцы стали копировать форму и гравировку: брали серебряный кружок, выбивали на нем узор, вроде бы как похожий. Но прочесть на ложном дирхеме надпись нельзя, ошибки там закрадывались, языка-то наши не знали. Так вот это, – Степка указал на монету, – славянская копия арабского дирхема, ей тысячу лет. И она спокойненько лежит у тебя среди полотенец.

Нина ошарашено хлопала ресницами.

– Ты уверен? Вот так посмотрел и определил?

– Не уверен, – уклончиво отозвался Степка, – экспертизу надо делать.

– Вот видишь, ты не уверен, – ухватилась за ниточку Нина. – Это копия, подражание. Стали бы мне такую дорогущую настоящую монету дарить.

– Вот ты говоришь, на столе лежала, ты не закрываешь медпункт, когда на обход уходишь?

– Закрываю, конечно, – обиделась Нина, – даже форточки.

– Ну, и как она могла на столе оказаться?

– Ключ второй в правлении на гвоздике висит, по субботам у меня Галин Михална, уборщица агропредприятия, моет. Любой с гвоздика мог взять. Неправильно, конечно, я ей говорила, чтобы не бросала, но она не слушает, ворчит – чего у тебя там брать. У меня и вправду нечего брать – наркотических препаратов нет, дорогого оборудования тоже, только картотека.

– Поня-а-атно, – протянул Степан.

– Так монету сдать нужно, раз она такая редкая, – сообразила Нина, – в полицию или музей. Куда их сдают, я не знаю?

– У себя пока оставь, я узнаю, – уклончиво ответил Степка, вкладывая ей в руку монету, – колоться давай.

Он стал каким-то чужим, отстраненным, будто Нина в чем-то была виновата. Она сделала инъекцию и пошла на кухню настраивать ингалятор. Незаметно достала из кармана монетку, покрутила в руках. «Чего в ней такого редкого?» Воровато оглянувшись на дверь, Нина приподняла плинтус у газового котла и сунула в щель старинный раритет. Всего пять минут назад она хотела отдать этот дирхем, или как его там, Степке, а теперь отчего-то совсем Казачку не доверяла. «Странный, накинулся на меня как на преступницу какую». Было немного обидно.

– Иди дышать? – с холодком в голосе позвала она больного.

– Я пока не умер, дышу вроде, – вошел снова в хорошем настроении Степка, словно и не было этого допроса с пристрастием.

– Сегодня пять минут, потом до семи доведем. Засечешь время, – стала объяснять Нина, – потом вот на эту кнопочку нажмешь, подышишь, выключишь, разберешь потихоньку. Осторожно, чтобы не сломать, и водой промоешь. Понятно?

Больной кивнул.

– Тогда я побежала, смертельно опаздываю.

– Возьми машину, – сделал барский жест Степка.

– Какую машину?

– Мою машину возьми, доедешь быстро. Ты ж говорила, хорошо водишь. Правда, я так понял, это четыре года назад было.

– У отца тоже машина есть, я вожу. У тебя ручник или автомат?

– Автомат.

– Обалдеть, – не смогла сдержать восторга Нина.

Надо было вежливо отказаться, но соблазн был так велик, так велик!

– Я буду осторожной. Честное слово, – одарила она Казачка счастливой улыбкой.

– Ключи, кстати, уже у тебя, – ухмыльнулся Степка.

Инцидент с монетой был исчерпан. Нина села в Степкино авто…