Любовница тени - Наталья Александрова Страница 10

— Здравствуй, солнышко, ты не забыла, что мне обещала?

Что я ему обещала? Ах да, вот бабник несчастный, знает же,что у меня неприятности, не до свиданий мне сейчас, так нет, все равно лезет!

— Так я подъеду, Мила? Пообщаемся!

— Извини, дорогой, — злорадно ответила я, —сегодня никак не могу, муж дома.

— Какой муж? — удивился Антон. — Нет же утебя никакого мужа!

— Теперь есть — сказала я, делая знаки Борьке,выглядывающему из прихожей. Он подошел и сказал в самую трубку:

— Мила, с кем это ты разговариваешь?

— Да так, дорогой, пустяки, это подруга, — сказалая фальшивым голосом и повесила трубку.

Закурив сигарету, я расслабилась и начала думать. Если явсе-таки разрешу Борьке немного пожить здесь, что мне от этого будет? Сосединачнут сплетничать? Плевать на соседей! Жена его узнает? Конечно, узнает, ноэто их проблемы, пусть сами разбираются.

Я оглядела комнату и осталась недовольна. Сказать по правде,я порядочно распустилась после отъезда Лешки. Может быть, присутствие в домемужчины меня дисциплинирует, я перестану разбрасывать лифчики по всей квартиреи курить в комнате? А Борька отвадит таких наглецов, как Антон. И починит,наконец, бачок в туалете, а то уже неприлично, скоро придется ведром сливать.

Конечно, мой бывший муж и домашнее хозяйство — две вещинесовместимые, но бачок я из него выбью, иначе сгоню с квартиры.

— Надолго твоя жена уехала?

— Недели на две-три.

— Ну ладно. Будешь жить в Лешкиной комнате, убиратьсам, продукты покупать тоже сам. Две недели я выдержу. Лешке звонить — за свойсчет. Иногда подвезешь меня куда-нибудь. Надеюсь, машину у тебя теща незабирает?

— Пока нет.

Он так обрадовался, что готов был согласиться на что угодно.Я полезла в шкаф за постельным бельем, а Борька включил телевизор. Передаваливечерние новости. То, что я услышала, заставило меня сначала застыть на месте,потом я вскочила, ударилась головой о полку, так что искры из глаз, а шкаф чутьне рухнул. Борька бросился ко мне, но я знаками показала ему, чтобы сделалпогромче.

— Сегодня в результате рейда транспортной милиции втоварном поезде на платформе была обнаружена сумка, в сумке находился трупмолодой женщины.

Камера показала платформу, каких-то людей рядом, ониоткрывали клетчатую сумку, в каких челноки возят вещи. Лица женщины, конечно,не показали, но бежевое пальто объяснило мне все. Это было Лерино бежевоепальто, и это Лерин труп ее муж засунул в клетчатую сумку и бросил на открытуюплатформу. Вчера вечером я видела это собственными глазами. Борис глядел наменя выжидающе. Надо сейчас же ехать к этому типу, Лериному мужу. Никто, кромеменя, не знает, что он причастен к исчезновению Леры. Я прижму его к стенке, ипусть он, наконец, объяснит, зачем он ее убил, куда дел деньги и как Леринпаспорт оказался в кармане какого-то постороннего избитого мужика!

Я позвонила в дверь Лериной, вернее, бывшей Лериной,квартиры. Надо сказать, что дверь эта мне за последнее время порядком надоела,а видеть ее мне приходилось чаще, чем свою. И опять дверь не открывали, и опятья чувствовала, что там за дверью кто-то есть. То есть не кто-то, а известно кто— этот самый чертов муж. Мне все эти игры осточертели, и я гаркнула на всюлестницу:

— Открой дверь! Я слышу, как ты там сопишь!

Дверь тут же открылась, он и правда стоял на пороге изашипел на меня, как гадюка:

— Тише вы! Ну что вы кричите, соседи же услышат!

— А что мне соседей бояться? Я ничего преступного несделала! — и нарочно голос еще больше повысила, чувствуя, что он уже и такна грани истерики.

Он меня тащит в глубь квартиры, сам весь трясется и кричит шепотом,если такое возможно:

— Я вас умоляю, тише. Не кричите, да перестаньте же!

Я по всем законам самообороны использую движение противникав своих целях, то есть — он меня тащит от дверей, а я еще сильнее на негонапираю, чем его окончательно деморализую, и с ходу его огорошиваю:

— Ты Леру, жену свою, зарезал или задушил?

Тут он от меня отскочил как ошпаренный и завизжал тонкимголосом:

— Не убивал я ее!

— Как это — не убивал? Я своими глазами видела, как тысумку огромную отсюда волок и на железнодорожном переезде на платформу закинул,а что в этой сумке было — это в новостях телевизионных очень красочно показали!

Тут этот козел — ну не подобрать для него другогоназвания! — рухнул на диван (что характерно, на пол не стал падать, априцельно на мягкий диван плюхнулся) и зарыдал, как обиженный ребенок. Я ему —без всякого снисхождения к умственной отсталости:

— А-а! Пришил жену, а теперь рыдаешь! Раньше рыдатьнадо было!

— Не убивал я ее, это Нинка! Нинка ее… мальчиком!

— Какая Нинка? Каким еще мальчиком? Я уже подумала, чтоон свихнулся от переживаний, и теперь ничего не узнаю. Тут меня осенило. Яподсела к нему на диван, вспомнила все свои материнские навыки и стала его, какмаленького, гладить по спине и утешать.

— Ну-ну, не плачь, расскажи, как все было. Ты ее неубивал? Ну вот и славно. А кто же ее тогда оприходовал? — Глажу его,ласково приговариваю, а самой и смешно, и противно. А на этого типа мой голосподействовал, он успокоился немного и начал рассказывать:

— Она… она пришла, неожиданно так, мы не ждали, мы тутс Ниной… ну… это, а она, Лера-то, она никогда раньше днем с работы неприходила, да и вечером тоже поздно… я же знаю, она с этим вашим Витькой… явидел, как он ее на машине куда-то, мы с ней поссорились… ну, я тут с Нинкой…

— Ага, понятненько. Жена — на работу, а ты бабупритащил. И она вас тепленькими застала. Чудненько. А дальше?

— Ну… она сразу в комнату, скандалить стала… Нинку заволосы, та тоже ей поддала…

— Я себе представляю! Жаль, не присутствовала!

— А потом… они уже совсем прямо стали как ненормальные…

— А ты-то куда смотрел? Не мог их разнять? Мужик жевсе-таки, посильнее их будешь.

— А она, Лерка-то, прямо как с цепи сорвалась, какбудто сама не такая.

Чуть Нинке глаза не выцарапала, тогда Нина ее мальчиком,случайно это вышло…

— Господи! Каким еще мальчиком? Что еще за мальчиктакой?

— Вот, — он ткнул пальцем в сторону тумбочки.

На тумбочке стояла здоровенная такая хреновина — то листатуэтка, то ли пресс-папье в форме кудрявого мальчика — не то херувима, не тоангелочка, — я в них не очень разбираюсь, но увесистый такой ангелочек.Таким по голове хряпнешь — мало не покажется. Да так, собственно, и получилось.У меня было первое движение этого мальчика в руку взять, взвесить, но потом япро отпечатки пальцев вспомнила и воздержалась. А он, вдовец этот безутешный,увидел, как я мальчика разглядываю, и говорит: