Лабиринт Химеры - Антон Чиж

1901 год, 30 марта. Павловск.

Нет ничего тоскливее вечера в провинциальном городке. Особенно ранней весной. Особенно, когда городок этот под боком столичного Петербурга. Увеселений и театров нет, лавки закрываются засветло, в ресторане при вокзале дремлет редкий гость, улицы пусты и печальны. Грязь зимняя не уступила грязи летней. Белая ночь не вошла в полную силу. Почтенные жители спать ложатся рано. Да и чем заниматься по вечерам? За самоваром на веранде и то не посидеть. Одним словом — не сезон. Летние дачи скучают без хозяев, которые явятся не ранее 1 мая. Городок пустует и, лениво позевывая, дожидается, когда с первыми солнечными днями он наполнится яркими всполохами модных платьев столичных дам и щегольских костюмов господ.

4-я Оранская улица мало чем отличалась от прочих улиц городка. По обе стороны ее располагались одинаковые двухэтажные домики, без архитектурных изысков, зато новенькие и пригодные, чтобы коротать зимы. Вечерний покой расплывался меж ними туманной пеленой.

Впрочем, в одном доме окна были ярко освещены. Случайный прохожий, соблазнившись подсмотреть за чужой жизнью, мог бы заметить, как по комнатам передвигаются силуэты, раздается хозяйственный шум, доносится стук тяжелых предметов и вообще заметна суета, какая бывает перед приемом гостей или сборами в дорогу. Наконец, из дома вышел господин в теплом пальто и огляделся в оба конца улицы. О появлении случайного извозчика нечего было и мечтать. Скорее пролетит комета, чем объявится пролетка.

Зная характер местных извозчиков, господин не поленился дойти до Николаевской улицы и растолкать спящего на козлах «ваньку». Для порядка поторговавшись, извозчик согласился на скромную плату. Господин вернулся домой на пролетке. Вынес на крыльцо небольшой чемодан. Извозчик, кряхтя и жалуясь по извозной традиции, притянул его веревками позади пролетки. Господин выразил недовольство тем, что чемодан торчит кое-как, чего доброго, свалится на первой кочке. Извозчик держался своего мнения: дело свое он знает, не первый год извозит, жалоб не слыхал, а потому никуда чемодан не денется. Вступать в пререкания, результат которых был известен заранее, господину не захотелось. Он лишь пригрозил, что в случае потери чемодана не то что не заплатит ни копейки, так еще в полицию сообщит.

Извозчику такие угрозы были привычны, так что в ум их не брал вовсе. К тому же, понимал извозчик, господин этот в городе почти что чужой и вообще не та птица, чтоб в полицию жаловаться.

Господин скрылся в доме. Через некоторое время на крыльцо вышла дама в дорожной накидке с вуалью на лице. Извозчик пожелал ей доброго вечера и даже приподнял в знак уважения потертую шапку. Ему ответили вежливым кивком. Спустя пару минут вышел и господин, запер замок, чем показал неуважение к местной традиции подпирать дверь палкой, помог даме подняться на подножку и сам уселся спиной и извозчику.

Недалекий путь к вокзалу обошелся без происшествий: чемодан не стал добычей уличных луж. Обещав оплату на обратном пути, господин понес чемодан к поезду, лишив копейки перронного носильщика. Паровоз стоял под парами, вагоны по причине весны и последнего отправления в столицу пустовали.

Господин занес скудный багаж в вагон, устроил на пассажирской скамейке и вышел к даме, ожидавшей на перроне. Они обменялись короткими фразами, господин поддержал ее при входе в вагон. Он дождался, когда паровозик дал свисток, пыхнул облаком пара и, дернув состав, потащил к отстоящему на двадцать пять верст Царскосельскому вокзалу столицы. Господин долго махал вслед последнему вагону, пока тот совсем не исчез в дали рельсового пути. Вернувшись к пролетке, он жестом приказал везти домой. И вскоре подъехал к особняку, из которого отправилась путешественница. Извозчик оборотился и напомнил о плате, на которую подрядился: рубль. Бросив два гривенника, пассажир сошел с подножки.