Смертная чаша весов - Энн Перри

Сэр Оливер Рэтбоун сидел в своих служебных апартаментах на Вер-стрит и с видимым удовлетворением оглядывал кабинет. Этот человек находился в зените своей карьеры. Возможно, он был самым уважаемым адвокатом Англии, и премьер-министр недавно с похвалой отозвался о нем перед ее величеством, которая сочла сэра Оливера достойным рыцарского звания из признательности за успешные деяния в сфере уголовной юриспруденции.

Кабинет юриста был обставлен со вкусом, однако неброско. Разумность и целесообразность преобладали в нем над желанием произвести впечатление на клиента, и при этом необходимым считался комфорт. Помещение за дверью было заполнено клерками, которые читали, считали, листали справочники и оказывали любезный прием тем, кто обращался к ним с разнообразными просьбами.

Рэтбоун почти закончил очередное дело. Он защищал одного почтенного джентльмена, которого, к сожалению, обвиняли в несколько неаккуратном обращении с государственными средствами. Оливер был совершенно уверен в благополучном завершении процесса. Сегодня он превосходно позавтракал в обществе епископа, судьи и одного из заслуженных членов парламента, и наступило время, когда следовало отдать внимание заботам текущего дня.

Однако адвокат едва успел подвинуть к себе папку с бумагами, когда в дверь постучали и в комнату заглянул клерк. На его обычно невозмутимом лице выражалось удивление.

– Сэр Оливер, вас желает видеть по важному и даже, по ее словам, неотложному делу графиня Зора фон Рюстов.

– Тогда введите ее, Симмс, – приказал Рэтбоун.

Он не удивился визиту графини. Посетительница, о которой сообщил ему помощник, была не первой титулованной дамой, которая приходила в его юридическую контору за советом. И конечно, не последней. Адвокат встал.

– Очень хорошо, сэр Оливер.

Симмс попятился и отвернулся, чтобы передать слова начальника кому-то невидимому, и через минуту в комнату быстро вошла женщина. Она шагала чуть враскачку, словно только что слезла с лошади. На ней было черно-зеленое платье с кринолином, но таким маленьким, что он вряд ли заслуживал подобного наименования. Дама была без шляпы, и ее волосы сдерживались в свободном пучке лишь черной сеткой. Перчатки графиня рассеянно держала в руке. Роста она была среднего, с прямыми плечами, и выглядела худощавее, чем следует, чтобы считаться по-женски привлекательной. Но зато лицо ее сразу привлекало внимание. Нос был несколько великоват и длинен, чувственный рот некрасив, а скулы чересчур высоки. Широко расставленные глаза смотрели из-за тяжелых полуопущенных век. Но вот фон Рюстов заговорила. Голос у нее был низким, волнующим, а дикция – великолепной.

– Добрый день, сэр Оливер.

Женщина стояла посредине кабинета совсем неподвижно и даже не оглянулась по сторонам, но сразу устремила на юриста живой, пытливый взгляд.

– Меня преследуют за клевету, – продолжила она. – Мне нужно, чтобы вы выступили в мою защиту.

Еще никогда к Рэтбоуну не обращались так свободно и просто. Если эта дама так же заговорила и с Симмсом, то ничего удивительного, что он был удивлен.

– Да, конечно, мадам, – сказал Оливер галантно. – Не соблаговолите ли сесть и рассказать про ваши обстоятельства? – И он указал на красивое, обитое зеленой кожей кресло напротив письменного стола.

Но посетительница осталась стоять.

– Дело очень простое. Принцесса Гизела… вы знаете, кто это?

Она вскинула брови, и теперь Рэтбоун разглядел, что ее замечательные глаза были зелеными.

– Да, вы, конечно, знаете. Это она обвинила меня в том, что я ее оклеветала. Но я в этом неповинна, – заявила Зора фон Рюстов.

Адвокат тоже остался стоять.

– Понимаю. Но что вы такое сказали, о чем она отозвалась как о клевете?

– А то, что она убила своего мужа Фридриха, кронпринца [1]моей страны, который отказался от трона, чтобы на ней жениться. Он умер этой весной, после несчастного случая во время верховой прогулки, здесь, в Англии.

– Но вы, конечно, этого так прямо не говорили?

Женщина немного вздернула подбородок.

– Я именно так и сказала! Однако по английским законам правда не является клеветой, не так ли?

Рэтбоун пристально смотрел на графиню. Она казалась совершенно спокойной и владеющей собой, но то, что эта дама говорила, не укладывалось ни в какие рамки. Симмсу не надо было впускать ее. Она же явно неуравновешенная особа!

– Мадам, если…

Зора подошла к зеленому креслу и села, рассеянно расправив юбку, чтобы она не смялась. Все это время она не сводила взгляда с лица юриста.

– Разве правдивое высказывание не находится под защитой закона, сэр Оливер? – спросила она.

– Да, это так, – признал Рэтбоун. – Но говорящий должен доказать справедливость своего высказывания. Просто заявить, что это правда, равносильно повторению клеветы, если вы не можете продемонстрировать свою правоту. Но, конечно, это требует того же объема доказательств, как и уголовное дело.

– Объема доказательств? – переспросила графиня. – Есть только правда или только ложь. Каков объем доказательств в данном случае потребуется мне?

Сэр Оливер тоже сел на место и, несколько наклонившись вперед, начал объяснять:

– В науке какая-нибудь теория должна быть доказана, не оставляя на свой счет никаких сомнений, и это достигается демонстрацией того, что все остальные теории несостоятельны. Обвинение в убийстве тоже может быть доказано, несмотря на все разумные сомнения. Но ваше дело – гражданское, и все будет основываться на теории возможности. И присяжные вынесут вердикт в соответствии с теми аргументами, которые им покажутся наиболее убедительными.

– А это хорошо для меня? – напрямик спросила фон Рюстов.

– Нет. Принцессе нетрудно будет убедить присяжных в том, что вы ее оклеветали. Она может доказать, что вы действительно так говорили и что это нанесло ущерб ее репутации. Последнее будет доказать совсем нетрудно.

– И первое тоже, – заметила графиня, слегка улыбнувшись, – я несколько раз говорила это публично. И вся моя защита лишь в том, что я говорю правду.

– Но вы можете это доказать?

– Вопреки всем разумно обоснованным сомнениям? – спросила женщина, широко раскрыв глаза. – Но тут возникает вопрос: что называть разумным? Я лично совершенно убеждена в своей правоте.

Рэтбоун откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и очень учтиво улыбнулся.

– Тогда убедите, пожалуйста, и меня, мадам.

Неожиданно Зора закинула назад голову и расхохоталась. Это был звучный, искрящийся, веселый грудной смех.