Проклятие Вероники - Яна Розова

Катя

Непростительно поздно приходит раскаяние: как же можно, находясь с близким человеком рядом каждый день, не понять, что его гложет нечто самоубийственное? Почему, спрашиваю себя я, почему мне казалось, что он такой, как всегда? А ведь были какие-то признаки изменений, были. Просто я смотрела мимо: в зеркало, в книгу, в распечатки моего журнала, в лица подруг, на сцены, где перед нашими местными богатеями кривлялись наши местные звезды.

И ни разу – в лицо человека, с которым я долгие годы жила, будто за каменной стеной.

Мне все время звонят знакомые. Они спрашивают об одном: “Как ты?” и я говорю, что ничего, могло быть и хуже, а еще у меня есть всякие успокаивающие препараты. И тогда беседа устремляется в безопасное русло: “Ты ж смотри, не увлекайся таблеточками, это плохо и вредно, потом не соскочишь!”. Я говорю, что соскочу, а мне начинают приводить массу примеров о том, как подруга подруги, ты ее знаешь – мы были вместе на дне рождения Светки Стригуновой в “Джазе”, так она после смерти кошки не соскочила…

Беседа длится двадцать минут, и никто не плачет.

Намного хуже, когда я спрашиваю сама у себя: “Катька, ты как?”. Себе я никогда не вру, потому и отвечаю искренне: паршиво. Хуже не бывает. Артем был мне не просто мужем, он был мне другом. А теперь я уже не могу в это верить, потому что друг не скрыл бы от меня нечто такое, из-за чего человек ложится в ванну с горячей водой и режет себе вены.

Я заставляю себя не смотреть на нашу ванну, а просто иду мимо к душевой кабинке и делаю вид, что все нормально. Надо убрать эту штуку из квартиры, а то я с ума сойду. А ведь это не я нашла тело мужа после его самоубийства. Он выждал момент, когда я укатила с подругой на недельку в Турцию и…

Нашел его наш председатель ТСЖ со слесарем и соседкой снизу. Артем не стал закрывать воду, она потекла на пол, а потом – в ванную этой нашей соседки…

Артем не оставил предсмертной записки или какого-нибудь другого объяснения. А ведь знал, что я это ненавижу! Терпеть не могу, когда человек совершает что-то непонятное и делает вид, будто так и надо. К примеру, у меня была такая подруга, которая однажды перестала со мной общаться. Я звонила ей, приезжала к ней, доставала ее до тех пор, пока она не сказала, что не желает меня видеть, потому что я заигрываю с ее парнем. Услышав это, я спокойно развернулась к ней спиной и отчалила восвояси. Никогда я ни с кем не заигрывала, а раз она такое ляпнула, значит, думает обо мне черт знает что. Без такой подруги я обойдусь.

Артем знал, что мне будет не только больно оплакивать его смерть. Он прекрасно представлял себе, как я буду беситься от незнания причин его смерти. Тогда зачем было так делать?

В его домашний компьютер я влезла прямо вчера утром, на следующий после похорон день. Открыла все его документы, почту, все, что нашла. Но никаких намеков на объяснения там не было.

Довольно долго я рассматривала его последние архитектурные проекты – в виде презентаций для заказчиков в чертежах и какой-то хитрой программе, которой я не знаю названия. Там все выглядит так, будто здание снимается с вертолета, который летит по кругу над домом. Все, придуманное им в последние годы, выглядело очень импозантно, современно, красиво.

Судя по датам документов, Артем в последнее время больше всего занимался частными заказами – домам на нашей гродинской Рублевке. В основном, они были довольно скучные. Респектабельная классика, привычные формы, спокойные цвета. Ничего такого, что могло бы развеселить душу, вроде упомянутого мной “Джаза”.

Теперича не то, что давеча… “Джаз”, внешне похожий на Музей Гуггенхайма в Бильбао, построенный Фрэнком Гери, Артем нарисовал на листке бумаги за полчаса. Заказчик, местный булочник Ник Сухарев, пришел в полный восторг и через неделю Артем выдал ему готовый проект. Он тут же получил свой гонорар, а еще два года, вместе с Сухаревым месил грязь на стройке, пока развлекательный центр “Джаз” не был полностью построен.

Артем взял на себя и дизайн интерьеров “Джаза”, и последовавшие переделки и ремонты. Авторский надзор – вспомнила, как называл всю эту беготню муж.

На этот проект мой муж угробил столько времени и сил, сколько хватило бы на сотню частных домов, которые он делал в последнее время. А денег заработал в два раза меньше, хоть заказчик и не жадничал. Но, построив “Джаз”, Артем был счастлив. Я помню, как он гордился своей идеей, своим мастерством, полученным результатом.

Теперь же он лепит один за другим эти мещанские домишки, получает свои деньги и не на что не жалуется. Странно, мягко говоря.

Можно найти ему оправдание в том, что просто нет заказчиков, которые были бы способны затеять такое, что затеял Ник Сухарев, но я в это не верю. За последние полгода в городе построили штук пять торговых центров, три ресторана, аквапарк, с десяток многоквартирных жилых домов и много еще всего самого разного. Прошу прощения за свой снобизм, ибо он есть у меня, но замечу, что кое-что из новостроек выглядело не так убого, как обычно в нашем колхозе. Это означает, что заказчики обращались к архитекторам, а имя Артема Шульгина, после “Джаза” было на слуху. Уверена, что к нему приходили люди с заказами. Просто уверена.

А он не брался. Почему?

Ему нужны были деньги.

Джон

– …ей нужны были деньги, а я не знаю, для чего. Женя, я могу попросить тебя приехать ко мне?

Голос бывшего тестя звучал очень сухо. Сухо, как песок, который высыпаешь из берцев на бетон после целого дня в пустыне.

– Да, Алексей Анатольевич, я приду. Когда вам удобно?

Ему было удобно прямо сейчас, в восемь утра.

Мне тоже. Я не люблю откладывать неприятные разговоры. Хотя, с чего я взял, что разговор с отцом моей бывшей жены, которая десять дней назад покончила с собой, будет таким уж неприятным?

Этот разговор будет тяжелым. Для нас обоих, ведь мы оба любили Ксю, хоть и терпеть не могли друг друга. И нас обоих Ксю любила. И нас обоих бросила навсегда. Неделю назад Ксю вскрыла себе вены в ванне с горячей водой.

Я встал с матраса. За пять минут привел себя в порядок. Приводить себя в порядок мне проще простого – волосы у меня, хоть и не редкие, зато длиной в пять миллиметров по всей голове, брился я вчера вечером, потому что надо было с приятелем встретиться в приличном месте. Он заплатил мне за работу – неделю назад я перевозил из Гродина на Украину приличные деньги наликом. Сто тридцать тысяч в евро. Да, непонятная была работа, но у Вась-вася все работы такие. И мне это подходит.

У меня есть план: этим летом прокатиться на трофи-рейд и потом провести месячишко-другой на морях. Я люблю море. А для этого нужны деньги.

Вышел из ванны и оделся. Потом подумал и переоделся. Не то, чтобы мой внешний вид так уж меня занимал, только припереться в дом Алексея Анатольевича в борцовке, камуфляжных штанах и армейских ботинках через три дня после смерти Ксю было бы недипломатично. Он бы тут же вспомнил, что я недаром так одеваюсь – это отражение и выражение моего разгильдяйского мировоззрения. А оно, типа, и стало причиной нашего с Ксю развода.