Жаклин Врана - Тодд Лерой

Она запустила руку в почтовый ящик и вынула плотный оранжевый конверт. Еще теплый, он приятно шуршал. Жаклин не умела определить точного времени, чтобы поймать взглядом спину посыльного. Письмо отправлял не почтальон, а сам адресат. Она обращалась в почтовую клиентуру, и те уже не раз сообщали о том, что ничего кроме счетов и выписок из банка ей не приходит. Ей приходилось мириться с тем, что незнакомца не раскрыть. И все же это волновало ее не сильно. Собственно, как и все вокруг. Жаклин просто патологически не умела переживать.

Девушка заселяла квартиру, просторную, как и все в Швеции, но серую и грязную. Многие женщины назвали бы ее неуютной или холостяцкой. Этот квадрат бетона все равно не принадлежал Жаклин. Она выплачивала шесть тысяч крон в месяц и была вполне этим довольна. Ее устраивала крыша над головой и четыре стены во всех комнатах. А вопрос ремонта ее не беспокоил вовсе.

О том, что на застекленном балконе вымеряет шаги ручной ворон, квартиродателям она не сообщила. Девушка полагала, что по таким мелочам беспокоить хозяев не стоит. Хозяйкой была пожилая леди, живущая в другом городе, жилье ей сдавала уже почти пятнадцать лет. Столько же лет было и ворону. Жаклин приручила его еще подростком, когда помогала патологоанатому на кладбище. Она часто навещала молчаливые гробницы, кормила ненасытных птиц и голодных животных. О кошке она задумывалась, но брать на себя опеку не решалось. Рыбки, которых она завела в тринадцать, умерли через неделю. А вот ворон нашел ее сам и сам навязался.

Ванко уже был ручным, о чем свидетельствовала пара фраз, которые он выговаривал голосом охрипшего ребенка. К тому времени Жаклин знала, что вороны являются самыми преданными птицами, а поэтому предательство переносят с большим трудом. Часто после него они чахнут и умирают. Ванко был именно такой птицей, брошенной и больной. К девочке на кладбище он все же доверился, а однажды выследил и постучал клювом в стекло ее кухни. Случилось это спустя год их встречи. Девочка не располагала к новым знакомствам. Да и вовсе каким-либо знакомствам, но животных и птиц она жаловала больше людей. Последних она знала много, но не по именам. С их запоминанием у нее были большие проблемы. Наверное, именно поэтому она предпочитала круг животных людскому кругу.

Ее квартирку в одну комнату и кухню можно было спутать с притоном для наркоманов, если бы ни стаканы остывшего кофе на всех предметах мебели. Жаклин не любила убирать сама и прибегала к услугам уборщицы раз в месяц. Хотя ей, слабо говоря, не нравилось, когда трогают ее вещи, убираться она любила еще меньше. Она заваривала огромную кружку кофе и наблюдала за тем, как убирается женщина, даже не задумываясь о том, как ее смущает. Если уборщицы были молодые, то краснели и выполняли работу молча, если пожилые, особенно миссис Редиго, иммигрантка из Португалии, то позволяла себе пускать колкие шутки, вроде: «Не терпится самой попробовать? Хочешь, могу показать?»

С момента последней уборки прошло более трех недель, поэтому стол заполонили картонные стаканчики пропахшие горечью и жженым сахаром. Жаклин бросила довольно весомую посылку на угловой стол из дешевого мебельного центра и забралась на стул в грязных сапогах. Кроме морозильной камеры из техники на полу стояли огромная кофемашина, какую обычно используют в сети ресторанов быстрого питания для массового покупателя, а также микроволновка. Как и многие шведы готовила она неохотно. Холодильника у нее не было вовсе. Жаклин предпочитала замораживать даже те продукты, которые в заморозке не нуждались.

Отцом ее был швец, мать – исландкой. Все детство Жаклин провела на севере. Акклиматизация отняла довольно крупный пласт ее детства. В коллектив ее приняли не сразу. Девушке пришлось испытать глумление и предвзятость со стороны коллег. И все же профессионализм убедил их ее акцент не передразнивать. К тому же от последнего она избавилась за какую-то пару месяцев.

Она вылила в раковину недопитое с прошлого раза кофе и бросила стаканчик в огромный пакет в углу. Засыпала молотые зерна в рожок и дождалась сигнала. Она очень редко ела, но кофе пила неумеренно. Ее много раз предупреждали, но каждый раз она вспоминала популярную шутку ученого, дожившего до восьмидесяти лет. О том, что кофе, должно быть, действительно медленный яд. Оно убьет ее, но так же как и прогнивший воздух – не скоро.

Эксперименты над кофе она проделывала каждый день по несколько десятков раз. Меньше пятнадцати кружек в день она не выпивала. Если напитка под рукой не оказывалось, что случалось крайне редко, глотала кофеин в таблетках или вкалывала внутривенно. Она дивилась тому, как могла обходиться без такого количества в Норвегии. Коллеги шутили, будто кофе течет по ее жилам вместо крови. И действительно, девушка чувствовала в нем потребность куда более острую, чем к еде.

Ее фаворитом оставался крепкий экспрессо на самом дне чашке, но своему вкусу она изменяла часто. В этот раз огромной кружкой капучино. Картонные стаканы она закупала в ближайшем супермаркете. Кофе хранила в плетеных мешках. Причем зерновой и мелила сама в специальном отсеке кофеварки. Пожалуй, этот предмет техники был самой дорогой покупкой за всю ее жизнь. И дело не в том, что это самая функциональная машина, какую ей удалось найти, но в том, что она вела действительно скромный образ жизни. Не болела вещизмом и не заботилась о внешности. Она носила то же прямое темно – синее пальто по колено с ярко желтым воротником и кожаные туфли, редко подстригала светлые по грудь волосы и вообще не красилась. Она экономила львиную долю денег и бросала на счет в банке, который никогда не проверяла. Все, что ей требовалось – это заморозки супермаркетов, тонны кофе и снус, который она хранила в ящике рядами. Телевизор она не смотрела, телефоном не пользовалась, да и вообще свет не любила, а поэтому счет за него получала смехотворный. У нее не было родственников, которым приходилось дарить подарки. Единственный, за кем она ухаживала, добывал падаль сам. Иногда, правда, она покупала ему свежую мертвечину в мясной лавке, приносила кроликов по праздникам, но не больше. Птица соответствовала ее нетребовательности. Да и в остальном они сильно были похожи.

Она вернулась на стул с огромным стаканам в ладонях и коробком снуса. Украсила десна травой и распечатала грубую бумагу. В этот раз, как и все остальные, содержимое не отличалось оригинальностью. Деньги. Довольно крупная сумма. Она ни разу ею не воспользовалась. К чужому она любила прикасаться еще меньше, чем когда трогали ее собственность. Для этих денег она открыла специальный счет. Часть отправила на благотворительность, в суть которой не особо вникала, последовав совету одного из сотрудников. Она не скрывала личную жизнь, потому что ее просто не существовало. Если бы Жаклин была знакома с художественной литературой хотя бы косвенно, то могла заподозрить какого-нибудь спасенного ею каторжника, внезапно разбогатевшего в последние годы. Но за всю жизнь она не прочла ни единой книги, которая бы не касалась вычислительных технологий и криминалистики. К тому же среди людей, которых она спасала, каторжники не встречались.