Алый как кровь - Салла Симукка

1.

Снег ослепительно сиял. Пятнадцать минут назад на старый снег выпал новый, свежий и мягкий. Пятнадцать минут назад все было еще возможно. Мир казался прекрасным, а будущее — близким, светлым, спокойным и свободным. Будущее, ради которого надо было сильно рискнуть, поставив на карту все, попытавшись окончательно порвать со всем.

Пятнадцать минут назад легкие, мягкие снежинки легли на старый снег огромным тонким пуховым одеялом. Потом снегопад закончился так же неожиданно, как и начался, и сквозь облака пробился лучик солнца. Такие прекрасные зимние дни — большая редкость.

Но сейчас белое постепенно становилось красным. Оно распространялось, охватывало все вокруг, кралось вперед по снежинкам, окрашивая их все ярче и ярче. Часть красного брызнула, образуя на снегу пятна. Это был такой пронзительно-красный цвет, что, будь у него голос, он бы завопил своей краснотой.

Наталья Смирнова смотрела на эти красные пятна на белом ничего не видящим взглядом карих глаз. Она ни о чем не думала. Ничего не хотела. Ничего не боялась.

Десять минут назад она хотела и боялась больше, чем когда-либо в своей жизни. Она заталкивала купюры дрожащими руками в сумочку от Луи Виттона. Все время прислушивалась даже к малейшему треску. Пыталась успокоиться и объяснить себе, что ничего страшного не произошло. Она же все спланировала. В то же время Наталья знала, что никакой план не дает стопроцентных гарантий. Даже постройка, которую тщательно возводили несколько месяцев, может рухнуть от малейшего толчка.

В сумочке были паспорт и билет на самолет до Москвы. Ничего другого она с собой не взяла. В московском аэропорту на арендованной машине ее будет ждать брат. Он отвезет ее за сотни километров в избушку, о существовании которой знает лишь несколько человек. Там ее встретят мать и трехлетняя Оленька, ее маленькая девочка, которую она не видела уже больше года. Интересно, сможет ли дочка ее вспомнить? Но у них будет время снова познакомиться друг с другом, пока они прячутся в избушке месяц или два. Столько, сколько потребуется, чтобы поверить, что она в безопасности. Столько, сколько потребуется, чтобы о ней забыли.

Наталья подавила настойчиво вырывающийся из горла стон, который утверждал, что ее не забудут. Ей не дадут исчезнуть. Она убедила себя, что не настолько она важна и что на ее месте мог быть кто-нибудь другой. Что они не будут утруждать себя, разыскивая ее.

Всегда при таких делах кто-то исчезал. И у нее есть деньги. Это было рискованно, это было как невосполнимая потеря, как испорченные в магазине фрукты, которые необходимо выбросить.

Наталья не считала денег. Она старалась сунуть в свою сумку как можно больше купюр. Часть их помялась, но это неважно. Мятая пятисотка имеет такую же ценность, как и разглаженная. На эти деньги можно купить еды на три месяца, или даже на четыре, если быть аккуратной и достаточно бережливой. Этими деньгами можно оплатить молчание одного человека на достаточно долгое время. Для многих пятьсот евро — это цена тайны.

Двадцатилетняя Наталья Смирнова лежала на животе, щекой на холодном снегу. Она не чувствовала обжигающего холода. Не чувствовала, как двадцатиградусный мороз сковывает льдом мочки ее ушей.

Maa vieras on ja kylmä kevät sen

Natalia, sua paleltaa… [1]

Мужчина своим шершавым голосом пел ей эту песню около костра. Она ее не любила. «Наталья» из песни была украинкой, а сама Наталья — русской. Но все-таки ей нравилось, что мужчина поет и гладит ее волосы. И Наталья старалась не вслушиваться в слова. К счастью, это было несложно. Она немного знала финский, понимала намного больше, чем могла сказать. Тогда переставала напрягать ухо и отпускала свои мысли; слова другого языка сливались в одно, теряли свой смысл и превращались в единый звук, который вырывался изо рта мужчины и жужжал в ухе Натальи.

Пять минут назад она думала о мужчине и его немного неуклюжих руках. Скучает ли он по ней? Наверное, немного. Наверное, совсем чуть-чуть. Все же не слишком много, поскольку на самом деле он ее не любил. Если бы он любил Наталью, то организовал бы ее дела, ведь он много раз это обещал. А сейчас Наталье надо было все делать самой.

Пять минут назад она защелкнула сумочку. Та была набита деньгами. Наталья быстро вытерла ноги и взглянула на свое отражение в зеркале прихожей. Осветленные волосы, карие глаза, тонкие брови и сияющие краснотой губы. Она была бледна. Под глазами — темные тени от беспокойства. Наталья уже была готова уйти. Она почувствовала на губах вкус страха и свободы. Железный вкус.

Две минуты назад Наталья посмотрела в глаза своему отражению и приподняла подбородок. Она использует мошенничество в свою пользу.

Наталья услышала, что в замке повернулся ключ. Она застыла на месте. Разобрала шаги одного человека, потом второго, потом третьего. Троица. Троица проходила внутрь. У нее нет другого выхода, кроме побега.

Минуту спустя Наталья рванула через кухню к дверям террасы. Нащупала замок. Ее руки тряслись настолько сильно, что она не могла его открыть. Затем каким-то чудом замок щелкнул, и Наталья побежала через покрытую снегом террасу во двор. Ее кожаные сапоги вязли в снегу, но Наталья продолжала бежать, не оглядываясь. Она ничего не слышала. В голове у девушки мелькнула мысль, что у нее все-таки получилось выкрутиться, преуспеть и победить.

Двадцать секунд назад послышался тупой щелчок оружия с глушителем. Пуля пронзила Натальино пальто, кожу, обошла позвоночник, порвала внутренние органы и, наконец, пробила ручку прижатой к животу сумочки от Луи Виттона. Наталья упала ничком на чистый, нетронутый снег.

Красная лужица под Натальей становилась все больше и больше. Она поглощала снег вокруг. Краснота была еще жадной и теплой, но холодела с каждой секундой. Тихие тяжелые шаги приближались к лежащей в снегу Наталье Смирновой. Она их не слышала.