Конец света отменяется - Кирилл Кащеев

Незаказанный концерт

– Мы живем в самом дорогом районе города, у нас закрытая стоянка во дворе и консьержка в холле, – шепотом сказала мама. Лицо ее в свете луны казалось бледным и мерцающим, точно у призрака, а глаза были темные, трагические и страшные, как у ведьмы. – Неужели в таком приличном доме не найдется ни одного порядочного вооруженного бандита, чтобы застрелить мальчишку?

– Ты сама не захотела покупать квартиру в элитной новостройке! – сбрасывая с головы подушку, яростно прошипел папа. Ударившая с улицы звуковая волна заставила его мучительно сморщиться и снова прикрыть ухо. – Хотела, чтоб соседи – университетские профессора и конструкторы с ракетного завода! Вот поэтому у нас нет ни одного порядочного бандита, – с явным сожалением закончил он.

Они замерли во мраке, тесно, как напуганные дети, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к пробивающимся сквозь плотно закрытое окно звукам.

– Твои охранники не согласятся его убить? – простонала мама.

– Если побудут у нас ночи две, наверное, согласятся, – болезненно усмехнулся папа.

Мама медленно легла на спину и вытянула руки вдоль тела. Бледность и темные круги под глазами делали ее похожей на покойницу.

– Еще две ночи я не выдержу, – обреченно прошептала она.

За окном на миг воцарилась тишина, но они знали, что счет покою идет на секунды и сейчас все начнется сначала. Стекло содрогнулось от акустического удара. Мама глухо вскрикнула и сжалась в комок.

– Любовь выше облаков! – взревело во дворе… И следом раскатистая дробь насмерть избитой палочками ударной установки и мученический вой истерзанного саксофона. – Я для тебя на все готов! О Элла, моя девочка-Синдирелла, Золушка моя нежна-а-я…

– Он всерьез считает нашу дочь Золушкой? – На измученном мамином лице мелькнула тень возмущения. – Кем он себя возомнил?

– О Элла, хищная Кисонька-кошка, помаши мне пушистым хвостом…

– Попаду я в дурдом, – безнадежно закончила мама.

– В твоих зеленых глазах – черная ночь! Никто не в силах тебе помочь… – надрывались на улице, и стекла слабым дребезжанием отвечали на рев усилителей.

Родители невольно кивнули – никто! Бедная девочка.

– Чего нам на самом деле не хватает, так это пенсионерки-общественницы, – пробормотал папа, успокаивающе поглаживая плечо жены. – Они круче любого бандита, они – непобедимы.

– У нас в доме есть пенсионерка! – воскликнула мама. Ее лицо оживила внезапно вспыхнувшая надежда.

– Кто – Греза Павловна? – с усталым презрением спросил папа. – Вон она, слышишь, легка на помине!

Снаружи осажденного звуками дома вновь наступил краткий миг тишины, разлетевшийся вдребезги от интеллигентно-старушечьего фальцета:

– Прошу прощения, молодой человек, я никоим образом не осмеливалась прервать ваше творческое начинание, которое все продолжается и продолжается у нас под окнами, но сейчас, когда вы сами соблаговолили сделать паузу, не будете ли так любезны не только попеть, но и немножко послушать? – донеслось с соседнего балкона. Голос Грезы Павловны с легкостью пробивался сквозь тройной стеклопакет. – Я понимаю ваш романтический порыв, серенада для любимой – так благородно! Однако же наша прелестная Эллочка, которую вы изволите называть Кисонькой… – в голосе Грезы Павловны прорезалось отчетливое неодобрение (она терпеть не могла прозвище своей юной соседки). – Девочка тонко чувствующая и отлично разбирающаяся в искусстве… Так что я бы порекомендовала вам взять пару уроков вокала, прежде чем петь под ее окнами! Или как-то по-другому выражать обуревающие вас чувства. Вы все же не великий Собинов… [1]

– Он – Соболев! – рявкнуло с улицы сразу несколько глоток. – Соболев Матвей, мегасуперзвезда! Ура нашему Мэту!

– Вот именно! Не Собинов и тем более не Козловский, далеко не Козловский! – непреклонно объявила Греза Павловна.

– Слышь, Мэт, бабка на балконе говорит, что до Витальки Козловского ты не дотягиваешь! – прозвучал с улицы недоуменный бас. Громко и агрессивно стукнули барабанные палочки.

– Козловский – попса и отстой! – отрезал другой голос. – А у Мэта – смысл, глубина…

– Толщина… – вздохнул папа.

– Не слушай бабку, Мэт, у нее маразм! Нашла кого сравнивать – тебя и Козловского!

– Позвольте! – оскорбленно откликнулась с балкона Греза Павловна. – Вы не психиатр, юноша, чтоб судить о моих умственных способностях! Я понятия не имею, кто такой ваш Виталька Козловский. Я говорила о великом Иване Семеновиче Козловском, теноре Большого театра! Мне и в голову не приходило сравнивать Козловского с вами! Поверьте, мой дорогой, уровень Большого – не для вас!

– Блин, народ, бабка-то нашему Мэту респект делает! – радостно откликнулся бас, и в подтверждение снизошедшего понимания снова простучал барабан. – Правильно, на фиг нам тот Большой – он же маленький какой! Мы стадионы собирать будем – «Донбасс Арену», например! Зря, что ли, усилитель покупали?

– Спасибо-спасибо, – вмешался третий, вальяжно-сытый голос, при звуках которого перед глазами сразу возникал толстый кот из мультика. – Я благодарен своим фанам и особенно бабушке – божьему одуванчику на балконе третьего этажа, но, друзья мои, сегодня я пою не для вас! Мое творчество посвящено единственной девушке, которая достойна стать рядом с настоящим певцом, девушке, которая живет здесь…

Папа стиснул край одеяла в кулаке. Ему казалось, что его дом, старинный дом, который он сам помогал ремонтировать и приводить в порядок, всеми стенами излучает ненависть насмерть замученного существа, и направлена эта ненависть сюда, внутрь, на него и его семью. На прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Мужчина молча глядел на трещащий аппарат, потом схватил трубку и нажал кнопку – словно чеку из гранаты выдернул.

– Сергей Николаевич? – спросил хорошо поставленный мужской голос.

Папа совершил, наверное, самый мужественный поступок в жизни – подавил желание сунуть трубку жене.

– Это вас из четвертой квартиры беспокоят… – неуверенно продолжил голос.

– Да, я узнал вас, профессор, – страшным усилием воли папа заставил себя говорить спокойно. – Чем могу?

– Я даже не знаю, как вам сказать… – пробормотал сосед – папа был уверен, что сейчас тот нервно протирает очки. – Хотел предупредить – в нашем доме возникли опасные настроения! Наши соседи… Вы не подумайте, они неплохие люди, просто отчаявшиеся, ведь третью ночь этот кошмар продолжается! – Голос сорвался на ощутимый всхлип. Повисла пауза, и наконец профессор шепнул в трубку: – Говорят, что все не должны страдать из-за девочки. Они хорошо относятся к вашей семье, но сколько же можно… Соседи начинают думать о том… чтобы… выдать вашу дочь… этому… захватчику…