Профессор Мориарти. Собака Д'Эрбервиллей - Ким Ньюман

Крах частного банка «Бокс бразерс» наделал много шуму, и это притом, что весь мир тогда был охвачен кризисом, повлёкшим за собой разорение куда более известных финансовых организаций. О крушении «Бокс бразерс» объявили почти сразу же после ареста главного исполнительного директора Филомелии Бокс (кавалерственную даму обвиняли в мошенничестве). На арест её племянника Колина Бокса полиция тоже получила ордер. В газетах писали, что Колин якобы пустился в бега. Но потом его труп обнаружился в багажнике обгоревшего «вольво» на острове Хейвенго в графстве Эссекс. Экспертиза показала, что отсечённой головой Бокса кто-то играл в футбол. Обвинений так никому и не предъявили: ни в убийстве Колина, ни в гибели двух других сотрудников банка, чьи тела нашли ещё через полтора месяца.

Только после ареста главы фирмы журналисты смогли официально назвать в печати «Бокс бразерс» тем, чем он, по сути, всегда и являлся, — криминальным банком. Компания, основанная в 1869 году, принадлежала семейству Бокс. Банк владел недвижимостью в Лондоне, на Гибралтаре и Бермудах {1} и на протяжении почти ста пятидесяти лет занимался финансовыми операциями (с этим утверждением невозможно поспорить), но услуги оказывал исключительно преступникам разнообразного калибра. Среди клиентов «Бокс бразерс» числились и международные криминальные (а начиная с шестидесятых годов прошлого века и террористические) группировки, которые отмывали огромные суммы, и скромные грабители, пополняющие счета заляпанными кровью деньгами. На всё ещё функционирующем сайте можно прочитать следующее эвфемистическое утверждение: «Бокс бразерс» специализируется на «офшорных операциях со средствами» (иными словами, помогает вывозить из страны награбленное), а его хранилище считается надёжнейшим в Лондоне (иными словами, там, пока не уляжется шумиха, спокойно можно прятать драгоценные камни или картины, а порой даже людей).

Пока я пишу это предисловие, здание на улице Мургейт находится под круглосуточным наблюдением вооружённой охраны, а за доступ к банковским сейфам ведётся ожесточённая борьба в суде: юристы с обеих сторон выдвигают бесконечные иски. По слухам, в хранилище лежат ценности, проливающие свет на несколько весьма громких нераскрытых краж. Или уже не лежат… Ведь руководство фирмы, по всей видимости, без зазрения совести пользовалось средствами клиентов в личных целях: кавалерственная дама увлекалась воздухоплаванием, а её племянник открыл звукозаписывающую студию для белых рэп-исполнителей {2}. Основатели «Бокс бразерс», Лоуренс и Харрингтон Боксы, ужаснулись бы такому падению нравов. В их времена банкиры придерживались иных принципов — в ходу были честность и щепетильность: ведя дела с «Бокс бразерс», клиенты оставляли на время свои воровские замашки, а братья, в свою очередь, воздерживались от каких бы то ни было моральных суждений.

До краха мне пришлось столкнуться с «Бокс бразерс» лишь однажды.

Моя книга «История молчания: преступления против женщин и совершённые женщинами в викторианской Англии» {3} тогда проходила редактуру. Внезапно пропала моя кошка. Отправляясь на работу, я оставила Криппен в запертой квартире, а вечером её там не оказалось. И никаких следов взлома. На следующий день прямо во время семинара «Женщины — серийные убийцы» курьер доставил письмо от адвоката. Мне предлагалось убрать любое упоминание о «Бокс бразерс» из готовящейся к публикации книги. Сначала я решила, что в письме опечатка: «Если оскорбительный материал не будет изъят из книги, наши клиенты не предпримут никаких дальнейших юридических действий». А потом поняла: «не предпримут никаких дальнейших юридических действий» вовсе не означает «не предпримут вовсе никаких действий». В тот вечер Криппен ждала меня дома, на её ухе красовалась небольшая треугольная отметина. Под «оскорбительным материалом» имелось в виду примечание к главе, повествующей о содержании борделей в девятнадцатом веке {4}. Я внесла соответствующие поправки.

После крушения банка в газетах появилось несколько наспех состряпанных статей об истории «Бокс бразерс». По всей видимости, фирма больше не обладала достаточным капиталом и не могла позволить себе запугивание журналистов. Я предположила (не без доли злорадства), что её штатным охотникам на кошек нынче не до исследователей и историков, — они сами, вероятно, превратились в дичь. Когда под угрозой оказываются инвестиции вдов, сирот, пенсионных фондов и мелких дельцов (со счетами где-нибудь в Исландии), те обычно бегут к чиновникам и требуют помощи. А вот клиенты «Бокс бразерс» действовали гораздо решительнее и брали всё в свои руки.

В июле 2009 года мне в кабинет Беркбек-колледжа вдруг позвонил личный секретарь Филомелии Бокс Генри Хассан.

— Мисс Темпл, у вас найдётся время в течение дня, чтобы посетить офис кавалерственной дамы Филомелии? Она нуждается в консультации.

— По какому вопросу?

— Старинные документы.

Я вспомнила об отметине на ухе Криппен и уже было вознамерилась подробно объяснить Хассану, куда ему следует отправиться со своими документами. А заодно сообщить, что меня следует величать «профессор Темпл».

Но неделя выдалась скучной: длинные летние каникулы, бесконечные факультетские собрания по поводу сокращения бюджета. Единственная интересная аспирантка {5} уехала работать экскурсоводом в Барселону. Так что в конце концов я отправилась в Сити.

Офис кавалерственной дамы располагался пока не в тюрьме Холлоуэй: она всё ещё заседала на Мургейт. Выбитые разъярённой толпой окна заколотили досками. Вокруг здания держали оцепление полицейские и облачённые в специальные шлемы сотрудники частной охранной фирмы. Антикапиталисты уже давно осаждали банк, но их толпа несколько поредела за последние месяцы — сказывался экономический кризис. Протестующие юнцы щеголяли в украшенных большими стрелами пижамах, масках привидений и цепях а-ля Джейкоб Марли, составленных из копилок и гроссбухов. Их транспаранты кричали: ««Бокс бразерс» — такой же преступник, как и все остальные банки».

В мрачной сводчатой приёмной меня встретил последний верный вассал Боксов, Генри Хассан. На мебели белели чехлы, по торчащим из стен проводам можно было определить, где раньше стояли компьютеры, а по ярким прямоугольникам на обитых бархатом стенах — где висели картины. Эти самые картины сделали ноги вместе с неожиданно лишившимися работы сотрудниками. Одного уборщика, например, арестовали по пути в Пекин: он удирал из страны в обнимку с «сумкой для жизни» [1]из универмага «Бадженс»), где лежала пара шедевров Верне и один Жан Батист Грёз.