Трагедия в трех актах - Агата Кристи

Мистер Саттертуэйт сидел на террасе виллы «Вороново гнездо»и смотрел, как ее хозяин, сэр Чарлз Картрайт, взбирается по тропинке, ведущейот моря к дому.

Вилла «Вороново гнездо» представляла собой современныйобразчик бунгало, снабженного всяческими усовершенствованиями. Ни намека напортики, фронтоны и прочие архитектурные украшения, столь любезные сердцузодчего средней руки. Это было незатейливое приземистое сооружение из белогокамня, гораздо более просторное внутри, чем можно предположить по его внешнемувиду.

«Вороновым гнездом» вилла была названа потому, что стоитвысоко над морем, и из нее как на ладони видна гавань Лумаут. Терраса,обнесенная прочной балюстрадой, одной стороной круто нависает над морем. Еслиидти по дороге, то от «Воронова гнезда» до города не менее мили. Дорога эта,петляя, поднимается над морем и уходит в глубь побережья. Но сэр Чарлз Картрайтшел сейчас крутой рыбачьей тропой, по которой до города рукой подать — минутсемь пешком.

Сэр Чарлз был стройный загорелый человек средних лет, одетыйв поношенные серые фланелевые брюки и белый свитер. Он шел размашистым шагом,слегка согнув руки в локтях. «Сразу видно — бывалый моряк», — сказали бымногие, глядя на него. Однако более проницательный наблюдатель призадумался бы,смущенный какой-то фальшью в этой картине. Перед ним бы тоже возникли палуба,шхуна… Но — не настоящие, а грубо намалеванные на заднике сцены… По палубе,залитой светом — не солнца, а юпитеров, — вразвалочку идет Чарлз Картрайт,согнутые в локтях руки слегка напряжены… И голос, хорошо поставленный, немногопо-актерски форсированный, голос истинного джентльмена в роли английскогоморяка:

— Нет, сэр, — говорит Чарлз Картрайт, — весьма сожалею, новы больше ничего от меня не услышите.

С шумом падает тяжелый занавес, вспыхивают лампионы, оркестрвзрывается заключительным крещендо.

«Не желаете ли шоколаду? Лимонад, пожалуйста!» — щебечутхорошенькие девушки с наколками в виде огромных бантов. Заканчивается первыйакт «Зова моря» с Чарлзом Картрайтом в роли капитана Венстоуна.

С высоты своего положения мистер Саттертуэйт с улыбкой поглядывална сэра Чарлза. Маленький, высохший почти до состояния мумии, мистерСаттертуэйт, попечитель всяческих искусств, и уж конечно же театра, закоренелыйсноб, однако вполне приятный в обхождении, был непременным участникомаристократических богемных забав и увеселений. Без него не обходилось ни одноболее или менее заметное событие светской жизни. «И мистер Саттертуэйт» — этимисловами неизменно заканчивался список приглашенных. Впрочем, мистер Саттертуэйтбыл наделен незаурядным умом и редкой проницательностью.

— Вот уж никогда бы не подумал, право, — тихо проговорил он,покачав головой.

Заслышав шаги у себя за спиной, он обернулся. Высокийседовласый джентльмен отодвинул кресло и уселся в него.

При взгляде на его немолодое, умное лицо, на котором лежалапечать привычной доброжелательности, не возникало никаких сомнений относительноего профессии, словно на лбу у него было написано: «Врач. Харли-стрит».

Сэр Бартоломью Стрендж весьма преуспел в своей области. Онбыл известным специалистом по нервным заболеваниям, и недавно, по случаюВысочайшего тезоименитства, его возвели в дворянское звание.

Он придвинулся вместе с креслом к мистеру Саттертуэйту исказал:

— Так о чем это вы никогда бы не подумали, а? Ну-кавыкладывайте.

Мистер Саттертуэйт, улыбаясь, показал глазами на сэраЧарлза, ловко поднимавшегося по тропинке.

— Никогда бы не подумал, что сэр Чарлз найдет удовольствие встоль долгом.., э-э.., заточении.

— Я и сам удивляюсь, ей-богу!

И доктор засмеялся, откинув назад голову.

— Я знаю Чарлза с детства. Мы и в Оксфорде вместе учились.Он всегда такой — в жизни играет лучше, чем на сцене. А играет он постоянно.Ничего не попишешь: привычка — вторая натура. Он даже из комнаты не выйдет, каквсе люди, он… «удалится» да еще под занавес эффектную реплику бросит. Впрочем,он вечно примеряет к себе разные роли. Два года назад оставил сцену, дабы, поего словам, вкусить радости простой сельской жизни, вдали от света, и позволитьсебе наконец вполне насладиться тем, что так давно влекло его — морскойстихией. И вот едет сюда и принимается строить «простой сельский коттедж». Триванные комнаты, кругом разные новомодные штучки… Я тоже был уверен, что Чарлзувсе это скоро наскучит. В конце концов ему ведь нужна публика. Два-триотставных капитана, стайка пожилых дам, пастор — разве это зрители? «Простойпарень, влюбленный в море» — я думал, ему полугода для этой забавы за глазахватит. Потом все ему прискучит, и он разыграет роль утомленного светом денди,скажем, в Монте-Карло или владетельного лорда где-нибудь в Шотландии, ведьЧарлз так непостоянен.

Доктор умолк. Он и так слишком долго говорил. Глаза его снеподдельной теплотой озабоченно следили за сэром Чарлзом, который поднималсяпо тропе к дому, не подозревая, что за ним наблюдают. Вот-вот он уже появитсяна террасе.

— Однако, сдается мне, мы ошиблись, — снова заговорил сэрБартоломью. — Простая жизнь, похоже, ему не наскучила.

— В человеке, который превратил свою жизнь в театр, таклегко ошибиться, — проговорил мистер Саттертуэйт. — Не стоит доверять егоискренности.

Доктор кивнул.

— Да, вы совершенно правы, — задумчиво сказал он.

— Привет! — воскликнул Чарлз Картрайт, взбегая по ступенямна террасу. — «Мирабель» превзошла все ожидания. Жаль, что вы не пошли со мной,Саттертуэйт.

Мистер Саттертуэйт покачал головой. Пересекая Ла-Манш, онвсякий раз терпел жестокие страдания и, не питая никаких иллюзий на свой счет,не хотел подвергать себя новым испытаниям. Утром из окна своей спальни оннаблюдал за маневрами «Мирабели». Дул крепкий бриз, и мистер Саттертуэйт отдуши возблагодарил небо за то, что остался дома.

Подойдя к окну гостиной, сэр Чарлз велел подать напитки.

— Вам тоже следовало бы походить на яхте, Толли, — обратилсяон к своему другу. — Вы же у себя на Харли-стрит только и делаете, чторасписываете своим пациентам прелести морских прогулок.