Купель дьявола - Виктория Платова

Нидерланды. Поздняя весна 1499 года

Мой город сожран морем.

Погребен в его холодной, набитой рыбой и моллюсками пасти.Никто не спасся, даже любимая кошка дочери бургомистра, даже колокол церквиСвятой Агаты. По ночам я слышу его слабый голос, доносящийся сквозь толщу вод.Или мне только кажется, что я слышу?

Мой город сожран морем.

Оно просочилось сквозь дюны, когда все спали, — дажелюбимая кошка дочери бургомистра, даже колокол церкви Святой Агаты. Не спалтолько ты — Лукас вин Остреа.

Лукас Устрица.

Именно ты виноват в смерти моего города, Лукас Устрица. Будьпроклят тот день, когда ты появился в нем. Ты возник из тумана в самом концеулицы, у рыбной лавки одноглазого Рогира. Как раз в тот момент, когда кухаркабургомистра, толстая Ханна, выбирала сельдь для торжественного обеда вмагистрате по случаю годовщины корпорации стрелков. Сельдь не нравилась Ханне,и все три ее подбородка отчаянно тряслись. И налитые водянкой ноги тожетряслись. И единственный глаз Рогира подрагивал — они никак не могли сойтись вцене.

И тогда появился ты, Лукас Устрица.

Тяжелый липкий парус тумана приподнялся, дети пересталииграть, мертвые угри приоткрыли глаза, мертвая сельдь приоткрыла рот, а Рогир иХанна сразу же забыли о своей склоке из-за двух лишних монет.

Красавчик Лукас Устрица с ящиком красок за плечами — дажерыбьи хвосты влюбились в тебя. С первого взгляда. Ты потрепал детей по грязнымвзмокшим макушкам, ты по-дружески подмигнул одноглазому Рогиру, а потомпочтительно спросил у толстой Ханны, как пройти к бургомистру. Сначала Ханна несообразила, что тебе ответить: все три ее подбородка тоже влюбились в тебя. Спервого взгляда. Кровь отхлынула от ее щек, дурная вода отхлынула от еещиколоток, и ноги ее сразу же стали стройными. Как у девушки.

Клянусь, я сам это видел. Но тогда я и представить себе немог, какую беду ты приведешь с собой под уздцы, Лукас Устрица. И сказал своей возлюбленнойжене… Своей маленькой женушке, которая сейчас покоится в мрачной утробе морявместе со всеми, будь ты проклят, Лукас Устрица… Я сказал ей в то утро: “Должнобыть, это и есть тот самый мастер из Гента, которого пригласили писать портретнаших стрелков”. — “А он хорошенький”, — сказала моя возлюбленнаяжена, моя маленькая женушка. И коснулась мизинцем кончиков губ: так она делалавсегда, когда пребывала в задумчивости. Или в восхищении. Или хотела солгатьмне. А потом глаза ее увлажнились и стали такими же темными и блестящими, какзагривок только что пойманного угря. Никогда раньше я не видел у своей Урсулытаких темных и блестящих глаз. Даже когда надевал ей на палец кольцо. Дажекогда она сообщила мне, что ждет ребенка, — много позже, когда потокитвоих красок накрыли город с головой, Лукас. “Ты обязательно должен заказатьему наш портрет, Хендрик, ходят слухи, что он очень хороший художник, этотмастер из Гента”, — сказала тогда Урсула.

Странно, что эти слухи обошли меня стороной…

Ты поселился у одноглазого Рогира, Лукас Устрица, снял унего три комнаты под мастерскую на втором этаже. И в тот же день былпредставлен бургомистру, дочери бургомистра и начальнику стрелков.

На кошку дочери бургомистра ты не произвел никакоговпечатления. Она оказалась единственной, кого ты оставил равнодушной. Зато еехозяйка, рыжеволосая Катрин… О, что случилось с первой красавицей нашегогорода!

Она разделила участь всех — она влюбилась в тебя. И сделалавсе, чтобы разделить твое ложе.

Но это произошло чуть позже. Уже после того, как ты написалгрупповой портрет наших стрелков. Он был выставлен в магистрате, и это лучшееиз того, что я когда-либо видел. Я утверждаю это и сейчас, хотя ненавижу тебя,как ненавижу Ад и всех демонов Ада. Он до сих пор стоит у меня перед глазами,этот чертов портрет, вся дюжина стрелков с их начальником Цирком Хемскерком вцентре. Дирк получился у тебя отменно, холодный и мужественный, — должнобыть, именно таким видела своего мужа жена Дирка в самых постыдных предутреннихснах. И юный Иос, сын одноглазого Рогира, получился у тебя отменно: он стоит заспиной Хемскерка, и ужасный шрам на его правой щеке вовсе не выглядитужасным, — скорее он похож на нежную полусонную веточку вереска. Этотшрам, из-за которого Иос никак не мог жениться, стал вдруг предметомпоклонения. Ты вернул Иосу благосклонность всех женщин, Лукас Устрица! Ты сталего первым другом, ты стал другом бургомистра и другом Дирка Хемскерка тоже. Аодноглазый Рогир стал давать тебе рыбу бесплатно, лучшую рыбу, — еще бы, тыведь подарил его сыну надежду на любовь самых красивых невест города! Ты хорошораспоряжался этой рыбой, Лукас, — ты просто рисовал ее. И все кошки города— все! — клянусь, я сам это видел, забыли о настоящих потрохах и розовыхжабрах, они целыми днями отирались в твоей мастерской, у твоих картин. И в одинпрекрасный день передохли от голода, беспомощно глядя на это, написанноемаслом, рыбье великолепие. Все до единой, кроме кошки бургомистра, на которуюты не произвел никакого впечатления… Если бы кто-нибудь задумался, почему этопроизошло, если бы кто-нибудь решился изгнать тебя, Лукас Устрица, город был быспасен. Но никому и в голову не пришло связать смерть несчастных тварей ствоими картинами. Все были ослеплены тобой, а ты все рисовал и рисовал, целыми сутками.После стрелков пришла очередь семьи сборщика податей Яна де Блеса, потом —старшего сына письмоводителя, потом — алтаря церкви женского монастыря СвятойТерезы… Тебя завалили заказами на несколько лет вперед, только потому, что твоикартины были настоящим чудом, Лукас Устрица. Я утверждаю это и сейчас, хотяненавижу тебя, как Ад, как всех демонов Ада. Ад, Ад… Ад пришел вместе с тобой,вот только мы не сумели разглядеть, мы не испугались его. Мы забыли главное —“Cave, cave, Deus vivit” [1]. И поплатились за это.

Первым стал юный Иос, сын одноглазого Рогира: его лодка невернулась с лова угря. Он вышел в тихую, безветренную погоду, когда на небе небыло ни облачка, — и больше никто его не видел. Дирк Хемскерк, начальникстрелков, оказался вторым. Дирк умер в своей постели, крепкий Дирк, не болевшийдаже простудой. Он просто заснул и не проснулся. Жена нашла его, одетого и вбашмаках, с соколиным когтем на груди — эмблемой корпорации стрелков. Дирк былименно в той одежде, в которой ты нарисовал его, Лукас Устрица.

Но и тогда никто не забил тревогу. Две смерти, не считаякошек, — и всего лишь за месяц — разве можем мы сказать, мало это илимного?.. Оставшиеся стрелки умерли в течение следующих девяти месяцев: онивстретили смерть по-разному, но всегда в одной и той же одежде.