Пуля для карателя - Александр Тамоников Страница 9

Где он допустил эту глупую ошибку? Почему потянул резину?

Дом окружили в течение минуты. Больше гранат не бросали, спорили о чем-то. Глухо молился пан Пшиговский — он так и знал, что сегодня придет его смертный час!

— Товарищ капитан… — подтягиваясь на локтях, сдавленно прошептал Ложкин. — Я рацию выронил с перепуга, она в яме осталась…

Потерю Ложкина, похоже, нашли, далеко не скатилась — зацепилась за что-то лямка вещмешка. Послышались возбужденные вопли, посыпалась земля, кто-то выволок радиостанцию на поверхность.

— Герр лейтенант, да это рация! — завибрировал взволнованный голос. — Лазутчики под домом, жиды краснопузые, мать их за ногу! Это точно красные, матерились, как и мы!

— Солдаты, не стрелять! — прогремел командирский голос. — Выкурим этих тварей, живыми возьмем!

— Да хрен они меня возьмут живым!.. — Замятин так заскрипел зубами, что, кажется, сломал один.

— Держите, козлы! — заорал сержант, выпуская очередь. Куда он мог попасть? Только в склон, с которого осыпалась очередная порция земли. Забыл, что нельзя из «МР-40» стрелять длинными очередями. Автомат моментально перегревается, и держать его невозможно. Замятин вскрикнул, отбросил от себя раскалившуюся железку. Снаружи похабно гоготали, но приказ выполнялся — огонь не открывали. Хотя могли аккуратно бросить еще одну гранату, ее бы наверняка хватило.

— Товарищ капитан, сюда ползите… — вдруг зашипел Ложкин. Он рылся в дальнем краю воронки. — Тут еще один подвал… Или шахта с канализацией, хрен ее поймет, сейчас проверю…

Сержант трудился, как землеройка, расшвыривал землю, разламывал створ какого-то люка — и вдруг начал пропадать! Сначала исчезла голова, потом в неведомую бездну погрузились плечи, часть груди. Надежда — как ее не хватало в этот непростой момент! Пан Пшиговский, отталкивая Замятина, пополз к Ложкину, получил пяткой по плечу, но не утратил пыл.

— Панове, мы уйдем… — бормотал он, — это старые кварталы, здесь под землей большая сеть шахт канализации… нам бы только добраться до горизонтального штрека… он должен быть рядом…

— Солдаты, не стрелять! — прокричал на чистом немецком Ломакин. — Работает германская разведка абвера, и все военнослужащие обязаны беспрекословно выполнять указания ее сотрудников! Повторяю, работает германская разведка абвера!

— Правильно, пан капитан, правильно, отвлекайте их… — закряхтел Пшиговский. — Не знаю, что вы говорите, но все правильно, пусть поломают головы…

Снаружи стало как-то тихо.

— Товарищ капитан, что за хрень? — прошептал Замятин. — Вы же ни бельмеса по-немецки… Что вы сейчас крикнули?

— А вот это, мой друг, не твое собачье дело… — пробормотал Ломакин. И тут неожиданно в его руке оказался пистолет «ТТ», и грохнул выстрел. Замятин, не успев изумиться, откинулся на спину, стал давиться кровью.

Пшиговского словно молния пронзила, он замер в скрюченной позе, глаза вывалились из орбит.

— Пан капитан, что вы де… — договорить он не успел, получив пулю в лоб!

Ложкин уже протиснулся на полкорпуса в яму, как-то замер, словно почувствовал беду. А ведь еще немного, и ушел бы в подземелье, к чертовой русской матери! Ломакин несколько раз выстрелил ему в живот. Ложкин скорчился от вспарывающей боли, потом какое-то время мелко подрагивал и наконец отмучился. Вдруг начал извиваться Замятин, плевался кровью, проглатывал матерные слова. Он попытался дотянуться до пистолета, но Ломакин выбил пистолет ногой.

— Товарищ капитан, что вы творите… — выдавил Замятин вместе с кровью.

— В оврагах твои товарищи догнивают, — процедил Ломакин, — да в трубу Аушвица вылетают… — Он снова дважды надавил на курок и выстрелил в сержанта. Дождался, когда затихнет агония, потом навострил уши.

Каратели помалкивали, явно заинтригованные.

Ломакин откашлялся, снова выкрикнул по-немецки то, что уже говорил, и добавил на русском, учитывая национальную принадлежность присутствующих:

— Солдаты, не стрелять, когда я выйду! С вами говорит сотрудник немецкой разведки, я выполняю указания полковника Алекса фон Ритхофена и майора Кристиана Гайдриха! Вы должны немедленно доставить меня в отдел разведки 9-й армии! Повторяю для тупых и плохо слышащих! Я не советский шпион! Все шпионы убиты мной, можете убедиться! Я служу великой Германии и требую уважительного к себе отношения!

— Так вылезай, посмотрим, что ты за гусь такой… — неуверенно пробормотали снаружи.

Он выполз на карачках из воронки — грязный, как черт, весь забрызганный кровью, — отбросил пистолет и поднял руки, демонстрируя, что не вооружен. На краю воронки стояло не меньше десятка вооруженных личностей — в черной униформе зондерполка «Дирлевангер», увешанные оружием, боеприпасами. Лица смутно очерчивались в ночи, солдаты таращились на него, у многих явно чесались кулаки врезать по рылу этому «сотруднику», но бить остереглись, окружили, обхлопали со всех сторон. Какой-то юркий боец спрыгнул в воронку, на четвереньках забрался под дом.

— Герр гауптман! — выкрикнул он через минуту. — Этот парень в натуре всех своих пострелял — три «жмура» в наличии! Может, и не врет, а, герр гауптман?

— А может, просто жить хочет и будет нам тут баки вколачивать? — зловеще прогудел в спину какой-то любитель блатной лексики.

— Я не могу назвать свою фамилию! — взволнованно выкрикнул Ломакин. — Но я только что прибыл из тыла Красной армии и требую доставить меня в штаб 9-й армии вермахта! Меня там знают! Если все сделаете правильно, получите поощрение!

— Да шел бы ты со своим поощрением… — презрительно сплюнул другой боец. — Слышь, братва, — обратился он к остальным, — лично мне плевать, что это за крендель с горы, я бы пришил его на месте — не хрена тут лазить ночами да вмешиваться в наши операции… Мутный он какой-то, братцы, ерша, поди, гонит…

Дискуссия продолжалась недолго. Офицер у местной братвы был из немцев — достаточно сносно изъясняющийся по-русски.

— Задержанного не бить! — скомандовал он картавым голосом. — Буниченко, Рывак, Кузьминок, доставить задержанного в Трибор! Да посматривать за ним, чтобы не сбежал! Связать ему руки — надеемся, господин лазутчик не будет возражать?

Под злорадный гогот Ломакину стянули руки ремнем. Трое окружили его, погнали в глубину дворов. Шли быстро, плотно окружив «мутного» арестованного. В принципе, не били, но каждый раз, когда он спотыкался и матерился, его хватали за шиворот и гнали дальше.

— Гляди-кось, Олесь, — бурчал в спину каратель, — по-москальски чешет на одних матерках — да русский он, какой еще? Заправляет нам от фонаря, что из военной разведки, а сам ведь русский, падла…

— Ты тоже русский, — огрызнулся Ломакин, — или украинский, хрен тебя разберет. В Красной армии служил, признайся? Тебе, выходит, можно?

— Ага, нам можно, — заржали каратели. — Оступились по несознательности, запутались, насильно забрили во вражье войско к коммунистам. Давно искупили свою вину, верой и правдой служим великому рейху… А ты кто такой, падла, чтобы нас судить?