Операция "цитадель" - Богдан Сушинский Страница 9

Вот только регент Хорти никак не мог понять, что это за странная спешка такая, при которой, нервно наблюдая время, Гитлер тем не менее не спешил завершить разговор, а скорее наоборот, всячески затягивал его.

— Вы не убедили меня, господин Хорти. Вы попросту не в состоянии убедить меня, поскольку я верю фактам, верю донесениям моих дипломатов и разведке. Мне прекрасно известно, как вы готовитесь к переговорам с американцами и кого метите в посредники. Как вы проституируете, извините, распинаясь между янки и англосаксами. Все это крайне позорно и непорядочно с вашей стороны.

Произнесенные Гитлером слова прозвучали более чем резко. Они были откровенно оскорбительными. Однако адмирал успел заметить, что фюрер все же окончательно успокоился. Если он и ворчал, то уже не из неприязни к нему, а как бы по долгу службы. Но «по долгу службы» — это правителю Венгрии было понятно. Сам не раз прибегал к тактике карающего гнева, артистично воспроизводя его даже в те минуты, когда совершенно не хотелось не то что портить себе нервы какими бы то ни было выяснениями, а вообще видеть перед собой того или иного подданного.

Оба они не сразу заметили, что в проеме бесшумно отворенной двери возникла фигура обергруппенфюрера СС Юлиуса Шауба. Да и личный адъютант Гитлера тоже не решался нарушать их молчаливое единоборство, предпочитая, чтобы его случайно заметили.

Прошло не менее двух минут, прежде чем Гитлер, в очередной раз метнув взгляд на часы с амурами и ничем не выдавая того, что видит адъютанта, едва слышно произнес:

— Слушаю вас, Шауб.

— В столице все спокойно, мой фюрер.

Гитлер на мгновение замер, затем резко поднялся и прошелся вдоль окна. От Хорти не ускользнуло, что на благодушное сообщение Шауба фюрер отреагировал так, словно тот сообщил ему о массовом налете на Берлин авиации противника, подобно памятному даже ему, регенту Венгрии, налету на Швайнфурт [14].

— Вы уверены, Шауб, что там действительно все спокойно? У вас есть точные, надежные сведения?

— Вполне надежные сведения, — не расстался Шауб со своей привычкой отвечать, используя последние слова собеседника. — Ваш личный уполномоченный уже дважды просил связать его с вами. Но поскольку…

— Понятно, Шауб, понятно, — поспешно прервал его фюрер, явно опасаясь, чтобы тот не сболтнул чего-либо лишнего.

— Позаботились о том, чтобы накрыть стол?

— Он накрыт, мой фюрер, — доложил Шауб, вытянувшись так, словно докладывал о только что взятой его войсками вражеской столице. — И фрау Ева уже ждет вас.

Гитлер взглянул на адъютанта, как на городского сумасшедшего, но было уже поздно. Из-за болтливости Шауба регенту Венгрии стало ясно, почему концовка его беседы с фюрером проходила в какой-то странной нервозности и в конце концов была основательно скомкана. Только потому, что у фюрера намечалась встреча с любовницей! Как же это оскорбительно!

— Это не последняя наша встреча, господин регент, — вновь обратился фюрер к контр-адмиралу. — Но я должен быть уверен, что к разговору о ваших союзнических обязательствах возвращаться мы уже не должны. Они святы.

— Видите ли, господин Гитлер, Венгрия — маленькая страна, и наши военные, а также сугубо людские ресурсы… — в очередной раз попытался удариться в дипломатию адмирал, однако фюрер резко прервал его:

— Союзнические обязательства святы, господин регент. И я сумею убедить в этом каждого, кто осмелится усомниться в моем праве и моих возможностях убеждать. Они святы, господин Хорти! Все, я вас больше не задерживаю.