Выход на бис - Леонид Влодавец Страница 9

— Так, — сказала Марсела грозным голосом, оторвавшись от меня. — Позвольте мне узнать, сеньоры, в каком состоянии находится мой супруг?

— Вы знаете, сеньора… — промямлил Энрикес, поглядывая на профессора Кеведо, в задумчивости теребившего свою айболитовскую эспаньолку. Он, как видно, размышлял над тем, что по-научному называется «дилеммой»: то ли соврать, что состояние у меня хреновое, и тем самым приплюсовать к бюджету клиники кое-какие дополнительные поступления на продолжение моего лечения, то ли соврать, что я уже вполне здоров, и стребовать кое-какие бабки за то, что не уморили до смерти. В конце концов, профессор нашел соломоново решение:

— Состояние нашего пациента, сеньора Браун, неустойчивое. Оно характеризуется весьма значительными скачками. Вчера в работе сердца внезапно проявились весьма серьезные аномалии. Настолько серьезные, не буду скрывать, что мы опасались летального исхода. Причем причины эти аномалий мы до сих пор не выяснили. Затем эти аномалии столь же внезапно прекратились, и состояние больного резко улучшилось. Это улучшение совершенно неадекватно нормальной картине послекоматозной реабилитации. Ваш муж — медицинский феномен. Единственное объяснение мы обнаружили на томограмме головного мозга, но это требует длительного и всестороннего изучения…

Марсела наморщила свой прелестный носик. С ним, в отличие от располневших и даже чуточку обрюзгших щечек, время ничего не сделало.

— Вы можете вкратце объяснить, что вы там углядели, на этой самой томограмме? — Голосок у нее звучал очень круто. По-барски.

Это самое определение — «по-барски» — прозвучав в моем мозгу по-русски, зацепило еще одну принадлежавшую мне фамилию — Баринов — и раскрутило новый виток воспоминаний, которые вихрем пронеслись в моей башке. Оно стало той ниточкой, на которую, словно шарики бус, нанизались события и факты, еще не пришедшие в систему.

После того как из моей головы изъяли я-Брауна и я снова стал осознавать себя Коротковым, меня вернули в Союз и познакомили с Сергеем Сергеевичем Бариновым, которому, как позже выяснилось, я доводился родным сыном. Родная мать оставила меня в коляске без присмотра, а цыганка Груша из табора, которым командовал бывший танкист Красной Армии Анатолий Степанович Бахмаченко, обладатель одного из перстней Аль-Мохадов, сперва выкрала меня оттуда, а затем бросила на скамейке в зале ожидания, спасаясь от милицейской облавы. В результате я попал в детдом и на двадцать лет превратился в Короткова. И лишь после того, как я успел побывать Брауном и Родригесом, наконец, обрел настоящее имя, фамилию и отчество, став Дмитрием Сергеевичем Бариновым.

Дальше все вспоминалось совсем лихо. У меня обнаружился младший брат Мишка, неплохой малый, хотя и порядочный разгильдяи, если не выразиться покрепче. Мы одновременно женились на сестрах-близнецах Ленке и Зинке Чебаковых, которые родили нам по паре двойняшек. Ленка — Кольку и Катьку, а Зинка — Сережку и Ирку. Мишка занялся имитацией бизнеса, прикрывавшего помаленьку очень и очень крутые дела, проворачиваемые бывшим генерал-майором КГБ Сергеем Сергеевичем Бариновым, которого близкие друзья с моей легкой руки именовали Чудо-юдом. А мне достались не шибко приятные дела: похищения людей, допросы с пристрастием, а затем «утилизация» с помощью подходящей для того кочегарки…

Обо всем этом я вспоминал не больше тех пяти секунд, которые понадобились Кеведо на то, чтобы ответить Марселе:

— На томограмме мозга, сеньора Браун, просматривается небольшое новообразование, природу которого мы пока не знаем. В течение тех двух лет, которые ваш супруг провел у нас в клинике, это новообразование не увеличивалось, но нет никаких гарантий, что оно не проявит себя в ближайшее время.

— Мне все ясно, — решительно произнесла Марсела. — Могу я сегодня же забрать моего мужа из вашего заведения?

— Я бы не рекомендовал вам этого делать, — вступил в разговор Херардо Энрикес. — Как лечащий врач, я настаиваю на том, чтобы сеньор Браун находился у нас в клинике.

Да уж, испугался молодой лекарь, что его диссер накроется медным тазом.

— Я плохо осведомлена о вашем законодательстве, — произнесла Марсела с такой важностью, какой в юности не проявляла, несмотря на свою близость к высшей элите Хайдийской хунты, — но в цивилизованных странах родственники могут забрать пациента из больницы, если считают, что смогут обеспечить ему более квалифицированную медицинскую помощь.

Ух ты, моя цыпочка! Какая умненькая и сурьезненькая! А самое главное, за тринадцать лет проживания в Штатах, в Оклахомской области и прочих субъектах ихней Федерации, успела набраться такого понта, что диву даешься. Ведь родилась ты, можно сказать, в соседней деревне — в Сан-Исидро, на Боливаро-Норте в припортовом районе Мануэль-Костелло. И братцем у тебя был крутой докер Анхель Родригес, успешно сочетавший в себе качества профсоюзного лидера и «лейтенанта» мафии, доброго друга старого пирата Бернардо Вальекаса, по кличке Сифилитик… Да и сама ты начинала, извини меня, с «девушки по вызову». А теперь леди, да и только.

Самое ужасное, что в этот самый момент я подумал о ней как о своей жене. То есть о той гражданке, с которой связан брачными узами. Сразу после этого я начал по аналогии припоминать все подобные случаи. Первый раз я женился, как позже выяснилось, на милашке Соледад, королеве хайдийских пиратов, которой патронировал сам Хорхе дель Браво и даже не запрещал ей готовить кушанья из человечины по старым караибским рецептам. От этого брака родилась колумбийская компания «Rodriguez AnSo incorporated», которая благодаря мудрому руководству генерального менеджера товарища Даниэля Перальты и примкнувшего к нему Бернардо-Сифилитика схавала на корню семь восьмых хайдийской недвижимости, а потом продала по сходной цене, но, видимо, с наваром какому-то эмиратскому шейху. Во всяком случае, что-то такое на эту тему мне помнилось. Поскольку Соледад исчезла вместе с «Боингом-737», Элизабет Стил по прозвищу Киска, Биргит Андерсон по кличке Сан, Луизой Чанг по кличке Мун, Элеонорой Мвамбо по кличке Стар, Джерри Купером-младшим, Мэри Грин и Синди Уайт, а также еще кучей пассажиров, этот брак был признан недействительным. Потом я вполне нормальным образом женился на Хрюшке Чебаковой (еще не зная, что до того был женат и вполне официально был зарегистрирован в мэрии Лос-Панчоса). Как ни странно, моя память не сохранила номера свидетельства о браке с гражданкой Чебаковой, а вот серию и номер хайдийского документа, оформлявшего мои отношения с Соледад, я помнил прекрасно: AD-X-R-7 N012390. Не помнил я и реквизитов свидетельства о разводе с гражданкой Бариновой Е.И., но то, что таковое было и мне его показывал Чудо-юдо, — знал. Наконец, я сохранил в памяти еще один брак, в значительной степени фиктивный, но зато с большим приданым. Он был зарегистрирован опять же на Хайди, но уже в мэрии Сан-Исидро, между хайдийцем Анхелем Родригесом и американкой Викторией Мэллори. А эта самая мисс Мэллори являлась по совместительству носителем двух «я»: беспутной бабы Кармелы О'Брайен, угробленной по ходу экспериментов доктором Джоном Брайтом, а затем пересаженной в пустопорожнюю башку наследницы тридцати семи миллиардов долларов и железной спецназовки Танечки Кармелюк, которая в свое время застрелилась по старым советским рецептам, дабы не сдаться живой, и тем напакостила неприятелю. Но застрелилась плохо, некачественно, пожалела свою чернявую головку и личико, жутко похожее на лицо беспробудной дурочки Вик Мэллори. В результате ее «я» было списано и помещено на новый носитель. Так мне это помнилось, по крайней мере, хотя в вопросе о содержании мозгов Тани-Кармелы-Вик и ее биографии у меня была только та информация, которую мне продиктовал Чудо-юдо устами «виртуальной Тани» через три «дурацких сна», да то немногое, что я узнал при прямых контактах с этой невероятной дамой.