Бункер разбитых сердец - Кирилл Казанцев Страница 8

– Не выгнал, а не продлил контракт, – пояснил он, явно подшучивая над дочерью.

– А, ну какая разница? В общем, ты был изгнан из рая.

– Тогда мне именно так и казалось.

– А сейчас?

– Все в мире относительно, дочка, как сказал великий Эйнштейн. И был абсолютно прав, между прочим. Сейчас я даже рад, что так случилось. Конечно, не таким тернистым путем надо было все это пройти. Но, лишившись райского угла, наверное, сначала надо посмотреть и на ад.

– Ну, ты прямо Лев Толстой! – искренне похвалила Даша. – А говоришь, из тебя плохой рассказчик.

– Это – смотря о чем рассказывать. А тушить тоже в фиалках?

Даша встала, молча взяла из его руки окурок, подошла к раковине, подставила его под кран, из которого капала вода. Окурок шипнул, она бросила его в мусорное ведро и, не оборачиваясь, спросила:

– А у тебя правда с женой Самойленко ничего не было?

– Было.

Даша резко обернулась и посмотрела на отца так, словно он сейчас признался ей в гомосексуализме. Он понял, что в своих неуместных шутках, спасавших его от неприятных воспоминаний, перегнул палку и поспешил пояснить:

– У нас с ней были обыкновенные рабочие отношения. Я ей отчеты по складу сдавал.

– Фу, ну ты не Толстой. Ты – Михаил Задорнов, – облегченно улыбнулась дочь, возвращаясь на место. – Хочешь еще кофе?

– Нет, спасибо. Вопросы закончились?

– Это только начало, папочка, – ехидным голоском проворковало несносное дитя. – Сейчас мы подойдем к самому главному.

– Думаю, не стоит, – нахмурился Михаил, понимая, что теперь она захочет повести речь о Галине. И не ошибся.

– Еще как стоит. Ты вот мне скажи, о чем думала мать, когда так с тобой поступила? Это ведь она пошла от тебя на сторону. Да еще с кем?! С этим же Самойленко!

– Послушай, дочь, эти вопросы ко мне уже не относятся. Я прав? Лучше поговори об этом с ней самой. А еще лучше… Я тебе настоятельно рекомендую: вообще не трогай больше эту тему. Что было, то прошло, – шумно выдохнул Михаил, присаживаясь на табурет. – Давай поговорим теперь о настоящем и будущем. О’кей?

Казалось, девочка его не слышала. Она погрузилась в какие-то свои думы. Судя по выражению ее лица – горькие.

– До-ча, – тихо окликнул ее Михаил, – ты где?

– Пап, все это нечестно, – грустно произнесла она, глядя в пол.

– Что именно?

– Да все. Я хочу, чтобы вы встретились с мамой и нормально поговорили. Она должна перед тобой извиниться.

– За что? За то, что я ее не устроил в этой жизни? Или за то, что полюбила другого человека?

– При чем тут это?! – с возмущением посмотрела на него дочь. – Да за то, что именно она сделала с тобой!

– А что она со мной сделала? – возмутился, в свою очередь, Родин. – Я сам с собой так поступил. При чем тут мать? Я уже и Лешке это сказал. Не надо во всем винить Галину. Может, я был плохим мужем? Ты не допускаешь такой мысли?

– Зато ты был хорошим отцом! – тут же апеллировала Дарья. – А уж из этого Самойленко муж, как из говна пуля! Прости… вырвалось. Ты во всем был лучше. И есть!

Даше вскочила с места и заходила кругами по небольшой кухне, став похожей на маленького дикого зверька, что в зоопарке мечется по своей клетушке. Михаилу были приятны ее слова, но вызывал беспокойство этот чрезмерный темперамент. И он поспешил успокоить дочь:

– Дашутка, угомонись. Сядь, пожалуйста.

Она повиновалась и обиженно засопела.

– Я тебе вот что скажу, дочка: не надо переживать за нас с матерью. Мы взрослые люди…

– А я не за вас переживаю, а за тебя, – посмотрела она на него с явной жалостью. – Ты ведь даже не представляешь, сколько говн… гадостей мы от нее про тебя наслушались. И ведь верили. Вот что ужасно! Да мне за нас с Лешкой стыдно. В общем, так, папочка, вот придет мать, и я хочу, чтобы она при мне еще раз посмела повторить то, что про тебя несла! – заявила она тоном, не терпящим возражений.

И Михаилу стало совершенно очевидно, что отношения Дарьи с матерью не просто сложные, а критические. Немудрено, что дочь не хочет говорить с ней на свои интимные темы. И стало ему снова стыдно именно за себя. Будь на его месте другой, порадовался бы, вот, мол, она – справедливость! Но Родин не был из этого числа. Он стыдился того, что потерял достаточно времени, упустив возможность воспитывать собственных детей. Ему-то что? Сядет в поезд и уедет. А они? Как пауки в банке останутся? Алексей конфликтует с Дарьей, та – с матерью. А потом все вместе друг с другом. Короче, клубок воспаленных нервов. Это никуда не годится. Надо что-то делать, как-то мирить их, чтоб не травили себе жизнь. И делать придется ему, поскольку именно он является тут камнем преткновения, из-за которого разгораются страсти. К тому же в семье теперь не существует авторитета. Сплошная анархия, где каждый пытается перетянуть одеяло на себя, но ни один не способен удерживать власть, поскольку не авторитетен для другого. Дети желают найти справедливость. Понятно. Подростковый максимализм. Когда нет полутонов, а существует лишь черное и иногда белое. Необходимо учить их разбираться в оттенках жизни. В данном случае на собственном примере. Что ж, если уж обратились в его сторону, значит, настал момент брать на себя ответственность управления этой маленькой страной под названием «Бывшая семья». Хотя нет, не правильно он сейчас думает. Бывшей может быть жена, а дети всегда есть и останутся твоим настоящим. Но они сейчас напрямую зависят и от матери. От его «бывшей». Стало быть, придется и с ней, сцепив зубы, общаться. Конечно, не так, как сейчас предлагает дочь. Незачем выслушивать запоздалые обвинения или извинения. Решать нужно проблемы и задачи, актуальные на данном этапе. Пустой треп могут позволить себе депутаты Государственной думы, решающие проблемы всей империи. А тут вопрос сконцентрированный, не размытый…

– Так ты согласен? – услышал Михаил откуда-то издалека повышенный тон дочери, прервавший его размышления. Задумавшись, он, видно, пропустил ее очередной вопрос.

– На что?

– Ну, на то, чтобы мать извинилась перед тобой в моем присутствии. И в Лешкином.

– А зачем? Ты что, хочешь побаловать мое самолюбие? Так мне не нужно таких подарков. Или свое, унизив мать? Для чего тебе это нужно, Даша? Если ты так печешься о моем авторитете, то, пожалуйста, оставь эту затею. Время и так все расставило по своим местам. Я бы даже сказал – всех, а не все. К чему ты хочешь устроить никому не нужный победоносный марш? Ты не задумывалась о том, что твоя мать сейчас довольно несчастный человек?

– Сама виновата, – буркнула Дарья.

– Пусть так. Каждый может совершать ошибки. Но и расплачивается потом сам. Зачем же человеку увеличивать счет? Делать больнее. Даша, я не думал, что ты у меня такая жестокая девочка.

– Это я-то жестокая?! Да я… Да ты!..