От сумы до тюрьмы - Александр Белов Страница 8

Пришлось задавать наводящие вопросы. Оказалось» что Кабану нужен совет личного, интимного плана, а к своим пацанам он обратиться не может, потому как — засмеют!

За дурака он себя не держал, и давно уже понял, что у каждого человека в любом деле, за которое он берется, есть своя планка, своя ступенька, на которую дано ему природой или Богом подняться. Надо только лезть и лезть наверх с помощью рук и ног, а то и зубов, пока сил, упрямства и желания хватает.

И до сих пор у него особых трудностей с этими ступеньками, слава тебе господи, не было. Ну, случалось оступиться, сорваться, даже грохнуться двумя пролетами ниже, но он все равно поднимался и с кабаньим упорством перся вверх, сталкивая или топча тех, кто пытался ему помешать.

И с бабами у него трудностей не случалось, потому что он их не удовлетворял, а трахал, а это, извините, две большие разницы. Но теперь…

— Понимаете, Виктор Петрович, она же аспирантка, ученая вся из себя… — Кабан был в таком отчаянии, что Виктор Петрович еле сдержался, чтобы не рассмеяться, — как не знаю что! И вся такая белая, чистая. Подумаю о ней, и сердце замирает… Я себя рядом с ней свинья свиньей буду чувствовать до конца дней… Она же принцесса, королева Шантэклера! А я после восьмого класса в ПТУ пошел, так и не доучился в школе…

Зорин, откинувшись спиной на дверцу со своей стороны, внимательно смотрел на Кабана, словно приглашая его взглядом продолжать свою исповедь. Вот ведь как жизнь устроена, никогда не знаешь, в каком месте она тебе подсечку проведет! Кабану вот, как тургеневскому Базарову, повезло — ему подножка досталась от Любви с большой буквы. А может, и не повезло, будет теперь по гроб жизни свой крест нести.

— Ты о ком говоришь-то? — поинтересовался наконец Зорин. — Кто твоя Джульетта, Ромео?

Кабан почему-то дернулся и обиженно посмотрел на собеседника.

— А вы откуда?.. — он не закончил своего вопроса, потому что по сочувственному выражению лица Виктора Петровича понял, что тот и не думал над ним смеяться.

Кабан вкратце изложил историю своих взаимоотношений с женой академика Холмогорова, умолчав, естественно, о возникшей у них недавно общности интересов в квартирном вопросе.

— А от меня-то-ты чего хочешь? — спросил удивленно Зорин. — Я ведь не психоаналитик и не сексопатолог, со свечкой у вас в ногах стоять не могу и не буду… Так что ты, парень, не по адресу обратился.

— Да нет, Виктор Петрович, с сексом у нас все в порядке. То есть, секс тут ни причем. Понимаете, в чем дело…

Белов снял номер в мотеле, ополоснулся в душе, перекусил на скорую руку в придорожной забегаловке. Потом позвал Земфиру, и они направились к стоянке, чтобы осмотреть груз. Когда они шли к «мерседесу», Саша как бы невзначай положил ладонь ей между лопаток и пощупал пальцем замочек бюстгальтера. Но девушка резко обернулась и бросила на него красноречивый взгляд, в котором и неграмотный бы прочитал: «Руками не трогать!»

И это ему понравилось. Если малознакомая женщина сама ни с того ни с сего тянет тебя в койку, то в этом всегда есть что-то дешевое и настораживающее. То, что легко дается, недорого ценится. И слава богу, что Земфира не такая.

Пока Саша осматривал груз и перегружал мешки с сахаром в свой грузовичок, девушка болтала, не умолкая. Оказалось, что мать у нее — татарка, от нее цвет глаз и уважение к мужчинам. Отец — русский, от него — охота к путешествиям и стремление к самостоятельности. Отсюда и желание иметь свой бизнес.

До сих пор она перебивалась по мелочам, торгуя на рынках Ростова чужим товаром. На жизнь хватало, но не больше. А тут случилось несчастье: заболела мама. Нужна операция, которая нынче стоит немалых денег. На отца надежды нет. Он пьет, здоровье у него подорвано, и сам он почти инвалид. Но Аллах помог, подвернулась удача. Знакомый армейский снабженец отпустил ей в кредит тонну сахарного песка. Однако с условием не продавать его на месте, в Ставрополье и Ростове, чтобы не засветить источник.

И тут же, как по заказу, еще одна удача: хорошую цену за этот груз пообещал знакомый ее знакомых, Руслан, который работал завхозом в подмосковном интернате. Но чтобы получить деньги, надо было доставить товар до седьмого сентября. Цены на сахар подскочили в связи наступлением сезона заготовок на зиму варений и компотов. Однако это не надолго, надо ловить момент.

В бизнесе легко не бывает. Земфира знает, что путь до Москвы опасен: на трассе полно бандитов и рэкетиров. Они грабят всех, кто не в силах защитить свой груз или хотя бы откупиться. К тому же еще и менты чуть ли не на каждом километре-повороте лютуют: то мзду требуют, то машины шерстят, чтобы друзьям-бандитам точную наводку дать. Зато теперь появилась, благодаря Александру, надежда на излечение мамы.

Слушая в пол-уха ее щебет, Саша перетаскивал мешок за мешком из одного грузовика в другой. Работал он в охотку, потому что любил физические упражения и нагрузки. Масса каждого мешка не превышала пятидесяти килограммов, хороший вес: тяжело, но в меру. Вскоре кузов был заполнен мешками.

— Когда выезжем? — деловито спросил Белов, когда закончил перегрузку.

— Вы, наверное, устали с дороги? — заботливо спросила девушка. — Наверное, вам лучше сегодня отдохнуть? А уж завтра… Утром…

— Годится! — обрадовался Белов. — Давай, переспим в мотеле, — он запнулся, неожиданно осознав двусмысленность своих слов, и продолжил: — Ты сейчас сгоняй в магазин, затоварься продуктами в дорогу, а я тут с водилами поговорю, обкашляю маршрут и все такое. И уж завтра — дранг нах Москау, поход на Москву, как говорили немцы. И вот что, давай перейдем на ты, так проще будет.

— Как скажете, — смущенно улыбнулась Земфира и поправила сама себя: — Как скажешь…

Когда они запирали грузовик, из запыленной белой «Самары», стоявшей метрах в двухстах от ворковавших партнеров, за ними наблюдали двое братков славянского типа. Один из них опустил бинокль, с помощью которого секунду назад изучал Сашину довольную физиономию, и сказал не без зависти:

— Готов парень, спекся…

— А баба? — спросил его напарник, сидевший рядом в салоне.

Оба пассажира казавшейся серой от пыли лег-, ковушки были круглолицы и лысоваты, пассажиру не было сорока, водителю — слегка за сорок. Они говорили с характерным южнорусским акцентом, который с головой выдает уроженцев Ставрополья и Ростова-папы где бы они ни были.

— Баба? Тоже… готова, — обладатель бинокля, старший в команде, снова поднес окуляры к глазам, навел на пухлые, красиво очерченные губы девушки, потом на высокую аппетитную грудь и, не сдержавшись, сплюнул в открытое окно. — Шлюха!

Ясней ясного стало, что сию минуту он бы многое отдал, чтобы оказаться на месте этого московского водилы.

— Дай мне, Кран, — протянул руку за биноклем напарник.

— На, полюбуйся… — сунул ему бинокль Кранцов и тут же, обернувшись, взял с заднего сиденья фотоаппарат с массивным, как заглушка танкового орудия, телеобъективом.