Добро пожаловать в ад - Максим Гарин Страница 8

С нетерпением Вельяминов ждал похорон — собралось не больше десятка человек. Старые друзья, давно потерявшие связь с убитой — по крайней мере так они все говорили. От них удалось узнать, что отец Аристовой, бывший генерал Комитета госбезопасности, скончался от инфаркта в девяносто втором году.

На официальный запрос Вельяминова пришел скупой ответ из ФСБ. В нем, в частности отмечалось, что с восемьдесят третьего по восемьдесят восьмой год генерал работал первым замом военного атташе советского посольства в Вашингтоне. Жена и дочь все это время находились там же, в Америке. В бумаге не раскрывался характер деятельности генерала. Сухо фиксировались повышения по служебной лестнице, присвоение наград, выход в отставку.

О Ритиной матери прежние друзья говорили без большой охоты. Из прямых, а чаще косвенно-уклончивых ответов Вельяминов понял следующее: уже зрелым сорокалетним человеком Аристов женился на молоденькой девице, которая немедленно бросилась изменять ему направо и налево. Супруг смотрел на это сквозь пальцы по двум причинам: во-первых, безумно любил жену и мог простить ей абсолютно все, во-вторых — развод в то время был серьезным препятствием для карьеры в партии или органах госбезопасности.

После возвращения из Америки и отставки Аристова следы Ритиной матери затерялись. Ходили слухи, что, пользуясь установившейся свободой, она вернулась обратно в Штаты и получила там вид на жительство.

Таким образом получалось, что последние пять-шесть лет Рита прожила как в вакууме: никто не мог сказать об этом периоде ее жизни ничего определенного. Это само по себе наводило на размышления. Ведь наверняка существовали в природе люди, с которыми она близко общалась. И тем не менее никто из них не появился на похоронах. А если вспомнить результаты тщательного обыска в квартире: ни одной фотографии, ни одного адреса, телефона, имени.

Даже в столице есть люди ведущие отшельнический образ жизни. Но они не разъезжают на роскошных автомобилях, они не держат дома дорогой косметики, сигарет и напитков.

Но всякий случай Вельяминов провел инструктаж с немногочисленным персоналом кладбища, оставил телефон. Если кто-то появится возле свежей могилы, звонить не откладывая, зафиксировать номер машины.

* * *

На уже знакомом Комбату джипе человек в камуфляже отвез его на окраину города к двухэтажному плохо оштукатуренному зданию складского типа с подслеповатыми, забранными решеткой окнами.

— Ну, так что ты умеешь?

— На словах объяснять?

— Зачем? Пойдем покажешь.

Они попали в небольшой спортзал, оборудованный всем необходимым. Оба сняли обувь, разделись до пояса, накинули белые борцовские куртки, туго подпоясались. Комбат чувствовал себя уверенно: двадцать раз присел со штангой, ударом ноги расколол дощечку четырехсантиметровой толщины. Он настроил себя на то, чтобы выложиться полностью.

Экзаменатор — невысокий, худощавый на вид человек с раскосыми глазами пригласил его вниз, в подвальное помещение. По тому, как он ставил свои босые ступни при ходьбе, знающий человек сразу мог определить мастера восточных единоборств.

В подвале было оборудовано стрельбище. На столе были разложены пистолеты самых разных калибров и фирм-производителей.

— «Макаров»? — предложил Экзаменатор.

Комбат кивнул.

— На интерес?

— Как знаешь.

— Тогда пусть будет угощение. Только не кабак, готовить самому.

— Согласен.

«Честная игра, — подумал Рублев. — У меня сердце стучит вовсю, а у него тикает как часы.»

Он не был гурманом — умел жарить картошку, яичницу, варить обычную, безо всяких хитростей кашу.

«Ничего, прорвемся.»

* * *

Экзамен был недолгим. Неразговорчивый человек признал в Рублеве если не равного, то, по крайней мере соперника.

До последнего выстрела счет был равным. Лицо с раскосыми глазами осталось непроницаемым, палец плавно нажал на спусковой крючок. Но какой-то мельчайший нерв натянулся чуть больше, чем это было необходимо. Девятка.

Комбат уже дышал ровно. Сделав паузу, потрогал свои жесткие, как щетка усы, пошире расставил ноги и вогнал пулю прямо в «яблочко». Экзаменатор похлопал его по плечу, но Рублев давно усвоил: у всех восточных людей долгая память.

На этот раз долго ждать не пришлось. Когда вернулись в зал, экзаменатор легко вспорхнул на длинную трубу, поднятую на высоту человеческого роста. Комбат понял — его вызывают на поединок лицом к лицу.

Слишком тяжелый, чтобы прыгать как кузнечик, он просто потянулся на руках, встал и осторожно распрямил ноги, удерживая равновесие.

Здесь, на трубе экзаменатор чувствовал себя как рыба в воде. Он перемещался медленно и плавно, высоко поднимая колени, как будто исполнял замысловатый танец. Слегка ссутулившись, Комбат ожидал его — грузный, похожий на медведя. Здесь он был обречен на поражение. Больше того — он обязан был проиграть, чтобы не нажить себе врага. Но сдаваться Рублев не привык — все расчеты «плюсов» и «минусов» в этом случае отступали на второй план.

Испытующе глядя на противника, экзаменатор покачался на полусогнутых ногах. Потом высоко подпрыгнул и опустился, даже не покачнулся, как будто приклеился ступнями к трубе. Все эти эффектные трюки нисколько не обескуражили Комбата — он был готов схватиться на самом неудобном для себя поле боя.

Шагнув вперед, экзаменатор хлестко выбросил вперед правую ногу — она распрямилась с таким звуком, с каким хлопает полотнище знамени, разворачиваясь на ураганном ветру. Босая пятка мелькнула в сантиметре от лица Комбата, тот даже не успел отшатнуться назад.

Сконцентрировавшись до предела, он ждал следующего выпада. Экзаменатор продолжил свой причудливый танец, завершив его пируэтом на триста шестьдесят градусов и ударом в область грудной клетки. На этот раз Комбат успел среагировать и защититься своим свинцовым кулаком.

Ступня с поджатыми пальцами налетела на этот кусок металла, но противник даже глазом не повел. Он быстро переступил и чисто выполнил боковую подсечку.

В падении Комбат успел уцепиться руками за трубу и подтянулся вверх. Экзаменатор наблюдал за ним на расстоянии шага — сейчас он мог одним ударом сломать Рублеву нос, челюсть или лицевую кость. Вместо этого он протянул Комбату руку:

— Один один?

— Ничья, — согласился «грузчик» из магазина.

— Первое угощение с меня.

— За мной тоже дело не станет.