Девятая рота. Дембельский альбом - Олег Вихлянцев Страница 8

Олег приладил сумку вместо подушки и устроился на подоконнике в неудобной позе, а кот по собственной инициативе улегся у него на животе. На этот раз, может, из-за кота, — говорят, они там что-то такое снимают, он уснул почти мгновенно…

И как же хорошо, как здорово ему было во сне, потому что он увидел маму, молодую, улыбающуюся и счастливую… Она сидела на сочно-зеленом, покрытом разнотравьем лугу, почему-то в черном шелковом платье, а он, совсем маленький, лежал у нее на коленях, чувствуя спиной ее теплые колени. Мамины пышные, густые каштановые волосы трепал легкий ветерок. Она гладила его по головке и ласково приговаривала:

— Олежек! Мой золотенький, любимый сыночек, ясноглазенький мой!

И вдруг резко и больно шлепнула его ладонью по лицу. Он вскрикнул и проснулся…

Олег со скрипом в застывших суставах спрыгнул с подоконника, осмотрелся вокруг. Кота нигде не видно, за окном утро, дождь кончился. Он растер заспанное лицо ладонями, повесил на плечо сумку и вышел из подъезда.

Красноярск только начал просыпаться. На улице шуршали метлами дворники, проезжали редкие в этот ранний час автомобили. Воробьи весело чирикали в молодой, редкой пока еще листве деревьев. Над крышами домов поднималось оранжевое солнце — от ночного дождя остались лишь лужи на асфальте.

После ночевки на подоконнике у Олега слегка ныла спина. Он вернулся на присмотренную вчера лавочку, достал из кармана сигареты, закурил вместо завтрака, громко закашлялся. «Блин, а что дальше делать-то? — спросил он сам себя. — Кому я здесь нужен, в Красноярске? И не в Красноярске тоже…»

И тут же слух резанула автоматная очередь. Что за черт? Эту музыку Олег Лютаев ни с чем спутать не мог: стреляли из автомата АК. По привычке, вынесенной с войны, он на инстинкте свалился со скамейки на землю, потом кувырком ушел на газон, за торчавшую из кустов сирени мачту городского освещения, единственное, пусть и ненадежное, укрытие — лавочка, ясное дело, не в счет.

Шесть утра. Кому не спится в уютном гнездышке на теплой постельке? А с проезжей части продолжали долбить из автомата. Теперь Лютаеву удалось разобраться, что к чему. Он просто не поверил своим глазам. Оказывается, в его родном Красноярске идет война. Тут тоже запросто стреляют!

По улице, петляя, летел черный джип «чероки», а за ним — милицейский УАЗ. Из уазика как раз и стреляли, чтобы заставить джип остановиться. Метрах в двадцати от того места, где залег Лютый, из жилого квартала на всех парах выкатился микроавтобус РАФ, перегораживая джипу дорогу. Завизжали тормоза. «Чероки» повело юзом, занесло на мокром и скользком, словно черный кафель, асфальте. Он развернулся, чуть не задев микроавтобус задним бампером, и встал как вкопанный.

Из уазика и микроавтобуса горохом посыпались бойцы ОМОНа — милицейского спецназа. Они с ходу рванули к джипу, начали сноровисто вытаскивать оттуда водителя и пассажиров, сразу же укладывая их жесткими подсечками на землю, лицами вниз. В ход пошли откинутые в боевое положение металлические приклады складных укороченных автоматов. Омоновцы с подопечными не церемонились и не стеснялись в выражениях.

— Лежать, мрази! — кричали они, защелкивая наручники на запястьях братков. — Не двигаться, суки потные! Пристрелю на хер! Не шевелись, гнида лагерная!

Правда, один из пассажиров джипа, носатый, в шикарном дорогом костюме, сшитом между Лондоном и Марселем, остался на ногах. Его омоновцы почему-то не стали укладывать на землю, а всего один раз хорошо приложили лбом о лакированный борт машины и разрешили стоять, упираясь руками в капот «чероки».

Остальные задержанные выглядели попроще — кто в джинсах, кто в спортивном костюме и кроссовках. Омоновцы обыскали джип. На землю полетели похожие на спецназовскую рацию мобильные телефоны «Моторола», большие, величиной с хороший кирпич. Там же, на асфальте, с деревянным стуком приземлилась пара бейсбольных бит.

Последним из милицейского уазика вышел высокий широкоплечий мент в форме капитана. Этот никуда не торопился. Пока коротко стриженные парни нюхали асфальт, капитан обратился к солидному мужчине в черном костюме:

— Ну что ты, Быкалов, все бегаешь от меня? Нехорошо поступаешь. Зачем стрельбу в городе спровоцировал?

— Устрялов! — хрипло крикнул в ответ тот, кого капитан милиции назвал Быкаловым. — Ты меня достал в натуре! Проходу от тебя нет!

Подскочивший омоновец с развороту двинул Быкалову прикладом по спине.

— Тихо, тихо, боец! — остановил капитан разбушевавшегося подчиненного. — С Геннадием Петровичем так нельзя, с ним надо ласково, вежливо, а то потом на одних адвокатах разоримся. Правильно я говорю, Быкалов? — смеясь, спросил он.

— Ты лучше скажи, чего тебе надо, капитан? — Быкалов говорил сдавленным от боли голосом. — Чего ты гнобишь меня день и ночь?

Этот риторический вопрос капитан пропустил мимо ушей.

— Наркотики, оружие при себе есть?

— Откуда, начальник? Мы — мирные законопослушные граждане!

— Знаю я, какие вы мирные. У тебя самого, конечно, нет. А у твоей зондеркоманды? — Устрялов повернулся к омоновцам: — Что стоите, обшмонать их, быстро!

Рядовых бандитов, по-прежнему лежавших на дороге, обыскали и нашли оружие. У каждого из пехотинцев был при себе ствол — пистолет Макарова или китайского производства ТТ. На асфальт полетели ключи, пухлые портмоне и барсетки.

— Опаньки! — обрадовался Устрялов, поднимая с земли черный тэтэшник. — А вот и тема для подробного разговора. Орлы! — обратился он к своим людям. — Грузите эту падаль! Возвращаемся на базу!

Омоновцы затолкали в рафик подручных Быкало-ва, а потом и его самого. Устрялов сел за руль джипа. Развернувшись, все три автомобиля с ревом моторов умчались в сторону центра…

«Совсем весело стало в Красноярске», — подумал Лютаев. Он поднялся с земли, подхватил лежавшую на лавочке сумку и пошел вслед за уехавшими машинами. Не все ли равно, куда идти, если все равно идти некуда…