Жарким кровавым летом - Стивен Хантер Страница 8

Прочие экземпляры были не столь совершенны. Здесь присутствовал писатель Джон П. Маркуэнд в окружении нескольких горячих поклонников, одетых весьма изысканно. Был здесь и звезда футбола Боб Уотерфилд, на редкость крупный мужчина с могучей мускулатурой и пышной гривой волос. Он был настолько огромен, что, казалось, мог играть без всяких защитных щитков. Журналиста-обозревателя Уолтера Уинчелла ожидали попозже. По слухам, собирался появиться также киноактер Микки Руни, но с Микки ничего нельзя было знать наверняка. О Микки все знали, что он яростно жжет свою свечу с обоих концов и потому живет по собственному распорядку. Таков уж был Микки. Еще здесь, как обычно, присутствовали различные политиканы, столпы игорного мира и их богато упакованные женщины, многие из которых даже принадлежали к весьма почтенным семействам.

Но в центре внимания находилась другая красавица. Ее плечи, бледные в золотистом свете, плавно перетекали в груди, столь пышные и мягкие, что на них могла найти отдохновение целая армия, и словно выставленные на обозрение самим покроем платья, благодаря которому ее соски отделялись от всего остального мира лишь тонкой, как паутинка, материей. Вместо талии у нее имелся тончайший перехват, который сделал бы честь даже осе. Ее широкие бедра были округлыми, а ягодицы — упругими. Красное вечернее платье из тафты выразительно подчеркивало фигуру и к тому же имело разрез, сквозь который можно было разглядеть прекрасной формы ноги, казавшиеся еще длиннее и рельефнее благодаря высоченным каблукам. И все же самым привлекательным в этой женщине было лицо, умное, но не интеллектуальное, скорее хитрое. Правда, его тонким чертам не очень соответствовал вульгарный большой рот с пухлыми губами. Глаза у женщины были ярко-голубые, кожа настолько бледная и нежная, что при взгляде на нее становилось больно, а волосы имели подлинный темно-рыжий цвет, словно пламя запретной мечты, — поразительные волосы.

— Эй, детка! — окликнул ее с противоположной стороны зала спортивный гость, вместе с которым пришла сюда эта красавица.

Она словно не расслышала его и продолжала обольстительно покачиваться под музыку, как будто пребывала в царстве грез, навеянных ритмом. Партнер нервно улыбнулся ее другу и хозяину апартаментов. Партнер был маленьким бледным молодым человеком, которому повезло родиться красивым. На самом деле он не был хорошим танцором и на самом деле не танцевал с этой женщиной, а просто служил фоном для ее сольного номера, одновременно помогая красавице удержаться от перехода за грань откровенного хвастовства своей внешностью. У него были не слишком густые белокурые волосы; его звали Алан Лэдд, и он тоже порой появлялся на киноэкране.

— Пожалуй, стоит присмотреть за ней, — объяснил спортсмен хозяину, — а то с нее станется дать этому смазливому мальчишке. С нею никогда не знаешь, чего ожидать.

— Не волнуйтесь насчет Алана, — сказал хозяин, хорошо понимавший такие вещи. — Это, как говорится, не его масть, верно, старина? Нет, если из-за кого и стоит волноваться, так это из-за черных. Вот они невероятно сексуальны. Можете мне поверить, я-то знаю. У меня когда-то был клуб в Гарлеме. Эти парни дают белым женщинам покурить травки, а когда те забалдеют, они заправляют им свой африканский корень, все двенадцать дюймов. После того как белая попробует это удовольствие, мужчины своего цвета для нее больше не существуют. Я видел, как такое случалось.

— Ну уж нет, — возразил спортсмен. — Вирджиния, конечно, сука, но она знает, что, если попробует трахнуться с schvartzer [7], я буду гнать ее пинками под задницу обратно до самой Алабамы.

Хозяин стремился во всем достичь британской утонченности и потому скривил губы, услышав эту вульгарность. Но он мужественно воздержался от замечаний.

— Бен, — сказал он, — я должен кое-что показать вам.

Он взял своего молодого собеседника под руку и направился вместе с ним через зал, то и дело кивая с самым радушным видом то одному, то другому гостю, прикасаясь к множеству рук, раздавая поцелуи, приостанавливаясь для того, чтобы позволить кому-то кого-то представить, и отлично зная о том мистическом обаянии, которым обладал. Вскоре они с гостем очутились в небольшой нише.

— Хмм, что-то я не врубаюсь, — признался Бен.

— Это живопись.

— Я понимаю, что живопись. Но почему здесь все такое квадратное, да к тому же и коричневое? Очень похоже на Ньюарк, если бы в нем вдруг появились деревья.

— Уверяю вас, Бен, что наш друг мсье Брак [8]никогда не видел Ньюарка.

— По картине этого не скажешь. Выглядит так, будто он там родился.

— Бен, попробуйте почувствовать это. Он что-то нам говорит. Включите свое воображение. Как я уже сказал, это надо почувствовать.

Красивое лицо Бена напряглось в попытке сосредоточиться, но он явно так ничего и не почувствовал. На картине «Дома в Эстаке» был изображен городской пейзаж, написанный в приглушенных коричневых тонах; справа тянулись по косой невысокие домики, слева спереди торчало грубо намалеванное дерево, и все законы перспективы нарушались самым безбожным образом. Когда хозяин смотрел на эту картину, он действительно кое-что чувствовал, а именно какие деньги ему пришлось угрохать, чтобы ее заполучить.

— Это самое значительное произведение раннего периода кубизма в нашем полушарии, — сказал он. — Написано в тысяча девятьсот восьмом году. Обратите внимание на особенность геометрического построения, отсутствие центральной точки схода. Это предшественник Пикассо, на которого он оказал большое влияние. Она стоила мне семьдесят пять тысяч долларов.

— Bay! — воскликнул Бен. — У вас, наверно, неплохо идут дела.

— Говорю вам, Бен, это бизнес, которым стоит заниматься. Здесь нельзя проиграть. Все у вас перед глазами, и, согласно закону больших чисел, каждый день в этом деле — выгодный день, каждый год — выгодный год. Дело просто идет само собой, и нет необходимости кого-то убивать, или взрывать, или отправлять плавать вместе с рыбами по Ист-ривер.

— Возможно, возможно, — отозвался Бен.

— Давайте выйдем и посмотрим с крыши. Ночью вид отсюда очень впечатляет.

— Ладно, — согласился Бен.

Хозяин негромко щелкнул пальцами, и сразу же появились двое чернокожих мужчин: один с новой порцией мартини, а второй с длинной толстой кубинской сигарой, уже обрезанной, и с золотой зажигалкой.

— Зажечь, сэр?

— Нет, Ральф, я же говорил тебе, что ты держишь зажигалку неверно. Если я хочу правильно прикурить сигару, я должен сам воспользоваться зажигалкой.

Негры бесшумно исчезли, а двое мужчин проскользнули между занавесками и вышли на плоскую крышу, окунувшись в душную ночь.

Неподалеку ворковали голуби.

— Птицы. Все еще возитесь с птичками, Оуни? — заметил Бен.