Пленница - Борис Седов Страница 7

— Я проработала в школе шесть лет, и, поверь, это достаточный срок, чтоб насмотреться на всяких гордячек и хамок.

«Я хамка? Приглядись повнимательнее к мужу».

— И, вообще, тебе не кажется, что это неуважительно с твоей стороны, когда я, взрослая женщина, педагог, стоя разговариваю с тобой. А ты не удосужилась не только подняться, но продолжаешь сидеть ко мне спиной и занимаешься своими делами?

«Не кажется! Потому, что я тебя сюда не звала и выслушивать твою болтовню не желаю. — Тамара резко отодвинула джойстик и, встав, послушно развернулась к Светлане Петровне. — Что дальше?»

— И, будь так добра, измени выражение своего лица. Извини за грубость, но ты слишком соплива, чтобы так смотреть на меня. И чтобы выказывать неприязнь к своему дяде. Сначала добейся чего-нибудь в жизни, прежде чем начинать судить взрослых.

«А чего добился твой муженек, — хотелось сказать это вслух. Но Тамара упорно молчала. — Закончил почти три курса института? Провел полгода в дурдоме? Закодировался от пьянства? Не дает прохода отцу со своими дурацкими грандиозными прожектами?!

— Ты меня слушаешь?

— Да, — кивнула Тамара.

— Вот что: я настоятельно рекомендую тебе немедленно спуститься вниз и принести извинения дяде.

— Нет!

— Что «нет»? — встрепенулась Светлана Петровна.

— Пусть дядя сейчас найдет в себе мужество, отпросит амбиции и поднимется сюда принести мне свои извинения.

— Что?!! — Светлана Петровна ошарашенно замерла посреди комнаты.

— И вообще покиньте немедленно комнату. Я не намерена у себя дома выслушивать ваши нотации.

— Ишь, как затворила, — пробормотала дядюшкина сожительница. Она была откровенно растеряна. Не ожидала такою отпора от тринадцатилетней соплячки.

— Не я начала разговор. И вас сюда не звала. — Тамара, больше не обращая на толстуху внимания, устроилась за компьютером. — Можете жаловаться на меня моим родителям, — зло процедила она и, надев наушники, нажала на кнопку на магнитоле. Светлана Петровна перестала для нее существовать.

Дядин эксперимент с применением тяжелой артиллерии окончился пшиком, никаких денег у отца он так и не выклянчил, а инспектриса пушкинского РОНО больше у них в гостях не появлялась.

Других родственников, кроме дяди, у Тамары не было, и то, что через десять дней забирать ее из больницы явились именно он со Светланой Петровной, выглядело как само собой разумеющееся.

— Какое несчастье, девочка! Какая беда! — сюсюкала толстуха, располагаясь на переднем сиденье тесной «Асконы». — Как ты? Отошла хоть немного? А ведь была совсем невменяемой. Врачи к тебе никого не пускали. Но пришла в себя, слава Богу. Все сглаживается со временем, все забывается. И в домашних условиях это произойдет скорее, чем в больнице.

— Куда мы едем?

— К нам, девочка. Куда же еще?

— На Красноселку?

— Теперь тебе придется жить там. С нами. И можешь не беспокоиться, мы тебя в беде не оставим. Неужели позволим, чтобы ты оказалась в каком-нибудь интернате? Там сплошная шпана и разврат. Где-то с месяц тебе придется побыть в Ленинграде, пока не утрясем кое-какие формальности, но как только с этим покончим, сразу отправим тебя в Новгородскую область. Там у моих родителей, девочка, в деревне, на природе, на свежем воздухе, на парном молоке…

«Не называй меня девочкой, дура! И учти: я терпеть не могу молока!»

— Завтра мы должны обязательно съездить в милицию. Они хотят взять с тебя показания. Потом заглянем в твою бывшую школу…

— В первую очередь я хочу побывать завтра на кладбище, — перебила Тамара. — А еще лучше сегодня.

«Раз уж родителей похоронили, пока я валялась в больнице, так хотя бы узнаю, где их могила. И скажу им, как я их люблю. А вдруг услышат?»

— Нет, никакого кладбища, девочка, — обернулась Светлана Петровна. Несмотря на опущенные стекла и задувающий через окна легонький ветерок, в машине стояла жара, как и на улице, и на мясистом лице дядюшкиной супруги выступили обильные капли пота, а ворот футболки четко обозначился темным влажным треугольником. — С кладбищем лучше повременить. К этому ты еще не готова. Должно пройти какое-то время, тебе надо окрепнуть психически, немного забыться…

— Завтра утром мы едем на кладбище, — повторила Тамара, — и вы покажете мне могилу родителей… А лучше сегодня.

— Какая упертая! — раздраженно фыркнула Светлана Петровна. — Абсолютно не желает прислушиваться к тому, что ей советуют взрослые, которые желают ей только добра. Так вот, имей в виду, девочка: никто не намерен потакать твоим капризам. Возможно, раньше у тебя получалось качать права перед мамой и папой, но теперь лебезить перед тобой никто не намерен. Наша задача: воспитать порядочную скромную девушку. И если для этого придется быть строгими, то, поверь, и я, и дядя можем выглядеть не только добренькими и сладкими, как сейчас.

— М-да, это точно, — пробурчал дядюшка, перестраивая «Аскону» из одного ряда в другой, и Тамара отметила, что это первые слова, которые за сегодня она услышала от него (добренького и сладкого).

— Итак, надеюсь, ты поняла, — продолжала, чеканя слова, расставлять акценты в их будущих отношениях Светлана Петровна. — Если хочешь, чтобы мы подружились, изволь забыть и про завышенные запросы, и про непослушание, и про гордыню. Не спорь, не привередничай, не хами. И с этого момента всегда помни о том, что мы делаем тебе одолжение, обременяем себя заботами, беря тебя под опеку и избавляя от нерадужной перспективы отправиться в интернат.

«Ты даже не смогла потерпеть несколько дней, чтобы дать мне немного очухаться, пообвыкнуть на новом месте, в новой (перевернувшейся) жизни».

— Значит, имей в виду: никакого кладбища в ближайшие дни. Завтра едем в милицию, потом в твою бывшую школу.

«…То, что ждет меня в дядюшкиной квартире, окажется сущим кошмаром…»

— Ты меня слышишь, Тамара?

«…В конце концов, эта бегемотиха меня просто затопчет! Может, и правда, попроситься в интернат?»

— Отвечай, когда спрашиваю!

— Да, слышу Завтра едем в милицию, потом в мою бывшую школу, — покорно согласилась Тамара, и Светлана Петровна удовлетворенно отметила:

— Молодец, девочка.

В маленькой комнатушке, которую ей выделили, не было ни телевизора, ни компьютера, но Тамаре было сейчас не до этого. Весь вечер она пролежала на узкой кровати, тупо разглядывая трещинки на потолке. Ни единой эмоции, никакого движения. Казалось, что оцепенение, из которого девочка вышла два дня назад, вновь сковало ее, и Светлана Петровна, когда сунулась к ней со словами:

— Иди ужинать, а потом прими ванну, — не дождалась ответа. Она подошла вплотную к кровати и наклонилась, с интересом вглядываясь в Тамару.