Тайна Леонардо - Андрей Воронин Страница 64

У Глеба словно пелена с глаз упала. Мансуров отправился на дачу уже после памятного разговора с Ириной Андроновой – то есть это он жене сказал, что на дачу, а на самом деле в бега. И вот, подаваясь в бега, человек приезжает-таки на дачу, и не просто приезжает, а сгребает и жжет опавшую листву, топит камин...

Глеб в три быстрых шага пересек кухню и рывком распахнул холодильник. Так и есть: нарезанная колбаса, огурчики на блюдце, недопитая бутылка коньяка – "Хенесси", между прочим... С огурцами-то! Да, вот и говори после этого, что он не псих... Настоящий извращенец!

Однако вкусовые пристрастия доктора Мансурова к делу не относились. Фокус тут был в другом: увиденное здесь никак не соотносилось с представлениями Глеба о том, как должен себя вести преступник, решивший поиграть в прятки с правосудием. Или у него, как говорится, позднее зажигание? Сначала не придал разговору с чокнутой пациенткой в клинике значения и спокойно отправился на дачу – хлопотать по хозяйству, готовить свою "фазенду" к недалекой уже зиме, – а потом, когда дошло, что на самом деле мог означать этот странный визит, потерял голову от страха, бросил все, прыгнул за руль – как был, в рабочей одежде и чуть ли не с бутылкой коньяка в желудке, – и рванул к финской границе. Вон и грабли возле сарая стоят, и сарай, между прочим, не заперт, как и сама дача...

"Вот будет хохма, – подумал Глеб, – если он сейчас вернется с прогулки по берегу залива и спросит: а что это, мол, вы тут делаете, уважаемые? По какому праву вы сюда вломились, что ищете? Что-что?.. "Мадонну Литта"! Вот уж действительно привет от Ирины Константиновны... Погоди, – сказал он себе, – а машина-то как же? Угнали? Ну, допустим, покатались и бросили. С полным баком. Неповрежденную. Почти новую и очень дорогую, с цифровой магнитолой и бортовым компьютером внутри – вот так просто взяли, покатались, а потом аккуратно заперли и ушли, забрав с собой ключи. До границы при этом километров восемь, а до ближайшего населенного пункта на нашей стороне все двадцать наберется. Лесом, пешком, да по нынешней погоде... Отличная версия! Если начать обдумывать ее всерьез, поневоле задашься вопросом: а есть ли в этом деле хоть один вменяемый фигурант или все они просто сбежали от доктора Сафронова? Нет, Глеб Петрович, ты, хоть и Слепой, не можешь не видеть, что тут что-то в высшей степени не так..."

Поманив за собой участкового, он вышел во двор и осмотрелся. Куча листьев все еще лениво тлела, распространяя горький запах гари, который ни с чем нельзя было спутать. На всякий случай Глеб поворошил ее прутиком, но в ней, естественно, ничего не оказалось, кроме уже упомянутых листьев, мелких веточек и сухих, местами подпаленных прядей скошенной травы. В открытом настежь сарае также не обнаружилось ничего интересного. Там хранился скудный сельскохозяйственный инвентарь, кое-какие плотницкие инструменты, а также всевозможный, покрытый ровным слоем пыли хлам, который рано или поздно скапливается в любом редко посещаемом помещении, – какие-то дырявые ведра, рассохшиеся бочонки, сломанные грабли, лопаты без черенков, молотки без ручек, щербатые, рыжие от ржавчины ножовки, консервные банки, полные гнутых гвоздей, негодных шурупов и болтов со сбитой резьбой, – мусор, который и использовать нельзя, и выбросить недосуг.

Выходя из сарая, он едва не споткнулся о валявшуюся поперек дороги лопату. Участковый, бормоча что-то укоризненное по поводу хозяев, которые, уходя из дома, забывают запереть дверь, наклонился, поднял лопату с земли и прислонил к стене. Потом, неожиданно чем-то заинтересовавшись, снова взял ее в руки, перевернул, поднеся почти к самому лицу испачканный землей штык, и зачем-то поковырял указательным пальцем присохшие, крошащиеся комья.

– А земля свежая, – сказал он, возвращая лопату на место, к стене. – Странно...

– Что тебе странно? – гадая, что все это может означать, рассеянно спросил Глеб. – Грязной лопаты не видел? Огород кругом! Грядку, наверное, перекапывал, а может, кусты пересаживал...

– Где? – закуривая новую сигарету, спросил участковый.

– Что "где"? – не понял Глеб.

– Где он копал-то? Ты видишь? Я, например, не вижу, хоть убей. Грядки он точно не трогал, да и по кустам не видать, чтобы их пересаживали...

Глеб наконец понял.

– Ты на что намекаешь? – спросил он.

– А ни на что, – лениво ответил участковый. Вид у него сделался такой, словно он из последних сил боролся со сном, но прищуренные глаза так и бегали по сторонам, ощупывая каждый квадратный метр участка, и взгляд этих глаз показался Глебу неожиданно цепким. – Просто не люблю, когда непонятно. Ладно, физику-химию всякую я не понимаю – черт с ней, не моего ума дело. А вот когда дверь нараспашку, в доме никого, грядки не тронуты, а на лопате свежая земля – вот тут, извини-подвинься, подумать надо. Может, конечно, он этой лопатой где-нибудь в лесу или, скажем, на соседнем участке червей накопал и на рыбалку пошел, не знаю. Рыбалки-то в эту пору, считай, никакой, но он же доктор, что он в рыбе-то понимает? Запросто мог взять удочку и на ручей пойти – есть тут неподалеку такой, форель в нем встречается, да... А только я бы все равно здесь как следует осмотрелся – если, конечно, ты не против.

Глеб, конечно, был не против.

– А ты молоток, старлей, – сказал он. – Глаз-алмаз!

– Так ведь это вы там, у себя, в облаках парите, как горные орлы, – ответил участковый. – А я-то по грешной земле ногами хожу, вот и вижу то, чего вы сверху не замечаете. Земля, участок – для мента самая лучшая школа. Вот только засиживаться в ней не стоит, это я тебе авторитетно заявляю...

Осмотр участка и хозпостроек ничего не дал. Через полчаса они вернулись в дом – участковый предположил, что в доме может быть подпол и что копать могли там. Глебу ничего не надо было предполагать – живя здесь весной, он неоднократно спускался в упомянутый подпол за маринованными огурцами, солеными груздями и прочими украшениями стола, заготовленными мадам Мансуровой в количестве достаточном, чтобы пережить три голодные зимы. Сообщать об этом участковому он, естественно, не стал, предоставив тому самостоятельно искать люк, спрятанный под полосатым половичком в кухне. Разговаривать ему не хотелось: с того момента, как Глеб осознал, что может означать свежая земля на штыке найденной в сарае лопаты, все странности, с которыми они тут столкнулись, перестали казаться таковыми. Открытые двери, продукты в холодильнике, собранные в кучу листья, теплая зола в камине и обнаруженная почти в сотне километров от этого места хозяйская машина – все стало на свои места, всему нашлось простое, логичное, непротиворечивое объяснение, и оно очень не нравилось Глебу.

Увы, его мнением по этому поводу забыли поинтересоваться. Все шло по задуманному кем-то другим сценарию – незатейливому, простенькому, который теперь уже был понятен до конца, вплоть до финальной сцены. Глеб словно присутствовал на демонстрации скверного кинофильма – и скучно, и тошно, и все уже известно наперед, а изменить ничего нельзя. У него прямо как в кинотеатре имелся только один способ повлиять на ход событий: встать, повернуться и уйти, не досмотрев эту бодягу до конца. Однако воспользоваться этим способом он, увы, не имел права.