Позывной «Пантера» - Михаил Нестеров Страница 6

16 июня, воскресенье

Утро выдалось ясным, на небе ни одного облака. Ветер относил дым пожара в горы. Кое-где горел кустарник, дымился остов кошары, отрыгивал через окна последние клубы дыма бревенчатый дом; удивительно, но он не сгорел полностью. Стоял, прокопченный, без крыши, с выбитыми стеклами и рамами с выгоревшей краской.

Пленного «духа» обыскали. Содержимое его карманов и рюкзака лежало на куртке, которую «луганцы» сняли с боевика. Он стоял на коленях, брюки расстегнуты, камуфлированная майка, мокрая от пота и с пятнами крови, задрана на голову. Он уже давно понял, что попал в руки не «собак», а настоящих «гоблинов» [3], возникших как из-под земли.

Двое стояли в паре шагов от него. Близость скорого конца обострила его слух и зрение. От зверя его отличало одно качество, присущее лишь человеку: убивая, он испытывал удовлетворение, тогда как зверь не чувствует ненависти к своей жертве. Сейчас же он стремительно терял это качество, отчасти поэтому видел его в бойцах, которых еще мог рассмотреть сквозь ткань майки, закрывающей лицо. А человека, который неспешно направлялся в его сторону, видел довольно отчетливо. Ясно различил движение его руки, высвобождающей нож из ножен; этот жест внятно говорил о намерении спецназовца.

Ему перережут горло. Как барану. Как пленнику. Без жалости к своей жертве.

Так люди они или звери, эти спецы, которые небольшим, судя по всему, составом в считанные часы уничтожили боевой отряд, считавшийся одним из лучших и носивший имя собственное – «Черный эдельвейс»?

Сейчас растоптанный, надломленный «эдельвейс», который осталось только срезать, жаждал увидеть в них людей.

Марковцев опустился перед боевиком на колено, одной рукой взялся за майку и освободил голову пленного, другой, вооруженной острым ножом, сделал резкое движение вверх.

Бандит даже не успел вскрикнуть. Он не почувствовал острой боли в груди и обжигающего потока горячей крови. Вообще ничего не понял. Лишь спустя некоторое время начал осознавать, что еще жив, а на теле нет ни одной ссадины, кроме тех, что он получил, выбираясь из расщелины. Стальное лезвие распороло майку от нижней кромки до горловины, сейчас она широким бесформенным лоскутом лежала справа от него.

Спецназовец ничего не прибавил к своим действиям, но где-то внутри сознания «духа» пронеслось сквозняком откровение, для него самого – жалкое и унизительное: он не имеет право носить камуфлированное облачение спецназа.

Трое суток назад он, окруженный товарищами по оружию, под их одобрительные возгласы и ритмичную музыку, отплясывал лезгинку; разрывал живую цепь, вставая в круг и уступая место очередному танцору. Потом, уже без музыки, но в сопровождении молитвенного ропота, этот же ранее беснующийся в танце круг снова пришел в ритуальное движение.

Так их провожали в одном из сел Панкиси – Худоргесе.

С таким настроением они преодолели перевал на грузино-российской границе. С таким же расположением духа, откровенно рисуясь, сделали очередной привал в брошенном хозяйстве у развалин Кеселой.

Все оборвалось в один миг. Ладно бы там воинственно-танцующая цепь порвалась из-за одного звена... Наоборот: цепи нет, лишь одно звено осталось, которое звали Саламбеком Ариповым. Называя себя, пленный чеченец ответил на первый вопрос командира спецназа.

Задавая вопросы, Марковцев осматривал вещи Саламбека. Собственно, перед Марком находился обычный набор чеченского боевика, скрывающегося в горах: хлорсодержащие таблетки зарубежного производства для очистки воды, причем с ароматической добавкой, отличающиеся от отечественных, отдающих хлоркой; несколько «Сникерсов» – любимая пища «духов», высококалорийная, содержащая в себе все питательные вещества, необходимые человеку; медицинский индивидуальный пакет, включающий сильнодействующее обезболивающее средство; нож с широким и длинным клинком, радиостанция «Кенвуд», деньги в американских долларах, початый рулон туалетной бумаги, записная книжка – обязательный атрибут чеченского бандита, и карта Грозного.

Чеченец и не собирался врать, говорил как на духу, взяв на вооружение тактику израильских военнослужащих, попавших в аналогичную ситуацию: говорить только правду.

В компетенцию Сергея Марковцева входила «горячая» обработка, и он задавал вопросы, далекие, казалось бы, от его миссии в этих краях и в этих же краях звучащие диссонансом. Природа, которая взяла в кольцо людей, маскировавшихся под нее, казалось, противилась словам, вылетавшим из горла человека, ее же топтавшего:

– ... Деньги мы получали из Твери и Москвы.

– Какие структуры снабжали вас деньгами?

– Они связаны с хлебом...

Хлебной мафией в России – в частности, в центральном регионе (Москва, Тверь) – заправляют чеченцы. У них, как и во многих структурах, мощная служба безопасности, которая умеет закрывать любые уголовные дела. Вообще хлеб в России – самый стратегический товар. Зерно – стратегическое сырье. Если посмотреть с другого бока, то фактически получается, что русские фермеры и крестьяне, продавая хлеб за бесценок, кормят и вооружают чеченских бандитов. Знают об этом или нет, вопрос лишний, не умирать же им с голоду, бросив работу.

– … Следом за нами через границу должен пройти еще один отряд.

– Сколько «штыков»?

– Шестьдесят.

– Кто командир?

– Шерип Абакаров. Он командир среднего звена, подчиняется Руслану Гелаеву.

– Цели? – Сергей взял в руки карту столицы Чечни. Слушая боевика, изучал пометки на ней и словно контролировал каждое его слово. Образно, перед ним находился озвученный план по захвату Грозного, назначенного Масхадовым на 10 июля. Полковник Масхадов разработал безупречный с точки зрения тактики план. К операции по захвату столицы Чечни планировалось привлечь до трех с половиной тысяч человек, включая две тысячи боевиков, которые затаились в Грозном под видом мирных жителей. Если посчитать количество военнослужащих федеральных войск в грозненском гарнизоне, а их насчитывается две тысячи, то план Аслана Масхадова был осуществим с запасом. Теперь, с учетом психологии боевиков и самого полковника Масхадова, можно было с уверенностью сказать, что, потеряв главное – внезапность, боевики в составе полутора тысяч в город не сунутся. Что касается двух тысяч, которые камуфлировались под мирных жителей, то работа по их выявлению идет давно и безуспешно; количество их давно перестало удивлять.