Битва президентов - Сергей Донской Страница 6

Дотянувшись до бутылки, Барвин полил ею обрывок ткани и стал дышать сквозь нее, но водочные пары дурманили его, мешая мыслить связно. Тогда он еще раз рванул футболку и поспешно помочился на тряпку, как это рекомендовал когда-то инструктор в учебке, рассказывая про средства спасения во время пожара в задымленном помещении. Фокус с тряпкой изобрели во время войны евреи, умудрявшиеся выживать в немецких душегубках.

Мысленно благодаря их, Барвин экономно дышал сквозь мокрую ткань, не обращая внимания на удушливый смрад и резь в слезящихся глазах. В какой-то момент он подумал, что неплохо бы продырявить борт фургона пистолетными пулями, чтобы получить доступ к свежему воздуху, но отказался от этой затеи, опасаясь привлечь к себе внимание выстрелами. Приказав себе не паниковать, он опять окропил тряпку мочой и лег на спину, покусывая себя и щипая, чтобы не отключиться.

Когда душегубка замедлила ход и поехала по какой-то плохой, тряской дороге, он достал пистолет, снял его с предохранителя, осторожно сунул под свитер и прикрыл полой куртки. Через пять минут фургон остановился. Заскрежетал запор, дверь распахнулась, внутрь ворвался поток восхитительно чистого воздуха. Барвин, отбросивший тряпку, неподвижно лежал на полу, касаясь кончиками пальцев рукоятки пистолета.

– Ну и вонища, – пожаловался чей-то голос.

– А ты как думал? – рассудительно отозвался второй. – Не голландские тюльпаны привезли.

– Они обоссались, блин. Да еще и обгадились в придачу.

– Так всегда бывает. Это у меня третий маршрут. Ты тоже привыкнешь. Шеф не любит пальбы.

– Лично я не люблю разгребать дерьмо… Звать, что ли, землекопов?

– Погоди-ка.

Услышав характерный щелчок передернутого затвора, Барвин внутренне напрягся. Его тело приготовилось принять в себя автоматную очередь, но обошлось. Вместо того чтобы стрелять, неизвестный забрался в фургон, тяжело топая, приблизился, склонился над Барвиным, снял с него видеокамеру и выбрался наружу, удовлетворенно крякнув:

– Порядок.

Послышались голоса других мужчин, подошедших к фургону. Их ругали за то, что яма вырыта неглубокая, а они оправдывались: мол, все равно скоро подъедут мусоровозки и завалят могилу.

– Будет покруче скифского кургана, – обещали они. – Не то что люди не найдут, крысы не унюхают.

Барвин понял, что его привезли на одну из исполинских подмосковных свалок, и только теперь почувствовал, что воздух, которым он дышит, не такой уж свежий, а до ушей его доносится неумолчное карканье тысяч ворон, орущих в предвкушении добычи. Это было так жутко, что он едва не вскочил на ноги, чтобы ринуться наутек, но, слава богу, удержался. «Нельзя, нельзя, – твердил он себе. – Тебя считают мертвым, так не выдавай же себя, затаись среди покойников… Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие как часовые…»

Некстати пришедшие на ум строки Высоцкого все крутились и крутились в голове Барвина, звуча до того отчетливо, что голоса реальных людей доносились до него словно бы издалека.

– Ладно, – решил человек, конфисковавший у него камеру. – Вытаскивайте жмуров и закапывайте. Вот деньги, по пять штук на рыло…

«Расценки стандартные, – подумал Барвин. – Мои гаврики тоже должны были получить по пять тысяч, но просчитались. Эти хотя бы рубли в руках подержат перед смертью».

Аркадий знал, что и как будет делать. Сброшенный на землю с полутораметровой высоты, он не пикнул, не поморщился и не моргнул глазом. Голова трупа, последовавшего за Барвиным, врезалась ему в солнечное сплетение, но и тут он сумел сохранить полную неподвижность. Остальные тела, к счастью, сбросили поодаль. Барвин слышал, как они падают, и с необычайной остротой ощущал, что сам-то он жив, что он не превратился в труп, с которым можно обращаться как с бревном или мешком картошки.

Жив! Жив! Жив! Наши мертвые нас не оставят в беде!

А потом его поволокли за ноги и столкнули в яму. В нос ударил запах сырой земли. Пока могильщики возились с остальными телами, Барвин услышал шум отъезжающей машины и позволил себе слегка приоткрыть веки. Сперва он увидел лишь небо, затянутое облаками, затем в поле зрения возник человеческий силуэт с лопатой. Прошуршала земля, комья посыпались на Барвина, и он едва не чихнул от пыли, попавшей в ноздри. Зажмурившись, он выжидал, не обращая внимания на порции рыхлой земли, снова и снова летящие сверху. А когда гудение двигателя стихло вдали, нащупал рукоять пистолета и сел, протирая свободной рукой глаза.

Пауза длилась какие-то доли секунды, однако, должно быть, показалась двум могильщикам невероятно долгой. Замерев с лопатами наперевес, они глядели на Барвина, и физиономии их серели прямо на глазах.

– «Воскресшие мертвецы», третья серия, – пробормотал Аркадий, сам не понимая, для чего понадобилось ему зубоскалить в столь ответственный момент. Наверное, ему просто надоело изображать из себя покойника, и его радовало, что он вновь может разговаривать и голосовые связки по-прежнему подчиняются ему.

– Что? – глупо спросил один из могильщиков, зацепился ногами за кучу земли и с размаху сел на нее. Его выпученные глаза увеличились до размера теннисных шариков, и, казалось, они вот-вот вывалятся из глазниц и покатятся в яму.

– Ничего, – сказал Барвин и нажал на спусковой крючок.

Сидящая перед ним фигура упала как кукла, которую дернули за невидимую ниточку.

Хлесткий выстрел переполошил воронью стаю, отозвавшуюся тысячеголосым хриплым хором. Но еще прежде, чем черные птицы дружно поднялись в небо, Барвин послал пулю во второго могильщика, замахнувшегося лопатой. Тот осел на колени, пытаясь что-то сказать, однако второй выстрел опрокинул его на спину.

Барвин медленно поднялся из ямы, едва не сделавшейся его могилой.

– Вот и все, – выдохнул он и ошибся.

Это был не конец истории, а только ее начало.