Путевка в «Кресты» - Борис Седов Страница 6

В сексопатологии я был полным профаном.

Мы поднялись в спальню. Дождь усилился, и на втором этаже было отчетливо слышно, как он шумит по старой железной крыше. Мерный умиротворяющий шорох, усыпляющий и нейтральный настолько, что его можно просто не замечать, если не хочешь, — как не замечаешь обычно тиканья настенных часов. Но другой звук, который сразу же резанул мне по ушам, не заметить нельзя.

Собачий вой. Жуткий, вытягивающий всю душу собачий вой, раздававшийся с улицы где-то совсем недалеко от нашего дома. Странно, и как я его не расслышал раньше?

— О, Боже! — Я подошел к окну, отодвинул в сторону занавеску и попробовал разглядеть собаку. Но наткнулся взглядом лишь на мрачный дождливый денек. На начинающую в преддверии осени увядать природу. — Чего она так разрыдалась?

Сзади прижалась ко мне Ангелина.

— Ты спал, не слышал. Она выла еще ночью.

— Странно. — Я погремел шпингалетом и приоткрыл окно. В комнату ворвался аромат вымытой дождиком зелени; сырой, уже по-осеннему холодный воздух. — Так воют лишь на луну и по покойникам… Черт! Кажется, это где-то у Исаковичей.

Соседний с нашим участок до недавнего времени занимала семья известного в своих кругах искусствоведа и коллекционера — три его дочки с мужьями и большой выводок интеллигентных и тихих настолько, что казались больными, детишек. Там стоял такой же полувековой, как и наш, двухэтажный дом, перед которым был разбит старый фруктовый сад. По осени Исаковичи, не скупясь, приглашали нас с Ангелиной собирать яблоки и алычу, которыми даже в неурожайные годы всегда были богато усыпаны ветки деревьев в саду. Но этим наши добрососедские отношения и ограничивались. Между нами не было ничего общего, кроме гнилого забора, воздвигнутого на границе наших участков. Исаковичи жили в своем жизненном измерении, мы с Линой — в своем. И эти измерения нигде не пересекались — ни в работе, ни в религии, ни в уровне материального положения.

Прошлым летом старый Борис Исакович скончался от инсульта, и уже к зиме его знаменитая на весь мир коллекция русского авангарда была благополучно распродана, а чуть позже такой же участи удостоилась дача. Три его дочки с мужьями и тихими интеллигентными детишками спешили поскорее перебраться в Израиль.

А весной у нас появились новые соседи. Пару раз из окна в спальне я наблюдал за тем, как к соседней даче подъезжает дорогой черный «Лексус», из него вытряхивается небольшая компания, в дом перетаскиваются кое-какие пожитки.

А вечером возле крыльца устанавливались мангал и белый пластиковый столик, и до нашей дачи начинали доноситься отзвуки громкой музыки — не пустой московской попсы, которую обычно принято слушать на пикниках, а по-настоящему качественного уральского и питерского рока. Внимательно вслушиваясь в мелодии Шклярского [2]и Пантыкина, [3]в стихи Кормильцева [4]и Башлачева [5]я торчат у окна и проникался уважением к своим новым соседям. И жалел, что у меня нет бинокля, чтобы подробнее рассмотреть, как они выглядят, сколько им лет. Хотя и без бинокля с расстояния в каких-то сто метров было видно, что это две пары, скорее всего, семейные. Всем лет по тридцать — по тридцать пять. Одеты ярко и дорого — совсем не как зачуханные труженики приусадебных шести соток. Не стремятся поскорее напиться, исполнить хором дежурную застольную песню и подраться. Если не считать громкой музыки, все у них пристойно и тихо — совсем не по-русски, скорее, по-европейски.

В конце концов, я поймал себя на мысли, что очень хочу с ними познакомиться. Но подобной возможности у меня так и не появилось. Начиная с июня, у соседей что-то изменилось — шашлыки больше никто не жарил и до моего слуха больше не доносились отзвуки песен «Урфина Джюса» и «Пикника». Было похоже на то, что компания распалась, хотя черный «Лексус» появлялся регулярно каждые выходные и иногда — очень редко — в середине недели. На нем на дачу приезжала стройная женщина средних лет с густыми иссиня-черными волосами и внешностью если и не мулатки, то, как минимум, квартеронки. Всегда одна, если не брать в расчет рыжего беспородного пса, смесь лайки с овчаркой. Женщина запиралась в доме и даже в хорошую погоду почти не выходила на улицу. Лишь утром и вечером выгуливала в саду перед крыльцом собаку…

— Это рыжий, наверное, воет, — пробормотала Лина. — Хозяйка уехала, пса заперла… Странно. Она всегда таскает его с собой. И в воскресенья обычно сидит здесь до упора.

Я замерз и прикрыл створку окна.

— Может, что-то случилось?

— Да ну… — Лина задернула занавеску и нетерпеливо потянула меня к кровати. — Ничего не случилось… Пошли же… Видишь, машины нет.

Да, «Лексус» отсутствовал. На соседней даче гаража не было. Что у Исаковичей, что у новой хозяйки машины всегда стояли на улице возле крыльца и были хорошо видны из наших окон.

«Может, дамочка уехала в магазин? — подумал я. — Хотя нет. Собака начала голосить еще ночью. Наверное, загуляла соседушка… О, Господи, и как же воет эта рыжая тварь! А так просто собаки не воют. Надо бы дойти до соседей, проверить. Вот только разберусь с Ангелиной и обязательно схожу посмотреть, что там такое. Если эта сирена к тому времени не заткнется… Нет, ну как она скребет по мозгам!»

Я сумел вырваться из объятий ненасытной жены лишь через час. Вой к тому времени не прекратился, хотя собака и брала регулярно коротенькие тайм-ауты, после чего продолжала свои стенания. И, признаться, уже здорово меня достала. Я был настроен весьма воинственно, когда облачившись в спортивный костюм, сапоги и прозрачную дождевую накидку, вышагивал под проливным дождем в гости к соседям. Сам не зная зачем. Ведь если там нет никого, то все равно мне никто не откроет. И не с кем будет ругаться из-за того, что собака вымотала все нервы. Моя акция сведется к тому, что чисто символически постучусь в дверь, поброжу под окнами и, несолоно хлебавши, уберусь восвояси. Проклятье, нет бы этой собачке так выть вчера, когда мы были в лесу!

Ворота оказались не заперты. Обе створки прикрыты, но массивный замок, который я привык видеть здесь, когда хозяев не было дома, отсутствовал. Странно. Я толкнул калитку, но она-то как раз и не поддалась. Пришлось проходить на участок через ворота. С громким металлическим лязгом я отодвинул в сторону одну из створок и, скрипя мелким гравием, которым была выложена подъездная дорога, пошел к дому. Собака, должно быть, услышала звук открывающихся ворот или мои шаги и, наконец, заткнулась.

Проходя через сад, я чисто автоматически отметил, что в этом году снова будет большой урожай. Ветки яблонь прямо усыпаны еще недозревшими плодами, но, в отличие от прошлых лет, не подперты заботливо рогатинами и жердями, а значит пройдет совсем немного времени, и они начнут ломаться под тяжестью яблок. Жалко.

«Надо бы предложить хозяйке помочь в саду», — подумал я, поднимаясь на крыльцо, и несколько раз ударил кулаком в массивную дверь. Собака ответила мне радостным тявканьем. Я отчетливо слышал, как она изнутри скребет по двери когтями. И ничего более — ни шагов, ни недовольных вопросов: «Кто там?» Никаких признаков присутствия человека. А чего же я здесь еще ожидал?