Тайное становится явным - Сергей Зверев Страница 59

– Убери свое хрюкало, сволочь… – хрипела Дина. – Умойся сперва, а потом лезь…

Жерех с Есауловым дружно хохотали.

– Васька, ты бы, блин, и впрямь помылся? Сопли висят, а к бабе порядочной лезешь.

Раздался звук раздираемой ткани и отчаянный Васькин вопль:

– Урою, падла!.. Зарежу!!! Она мне руку прокусила, мужики-и!..

– Не подходи… – хлесткий треск пощечины, короткий крик Дины. Туманов заскрипел зубами. Волю бы рукам – ему и полминутки бы хватило разделаться с бандой.

– Все, отставить! – рявкнул Жерех. – Они нужны Кудлатому без синяков и спермы! Относи в подсобку. Прошка, давай мужика, а мы с Тамарой – эх, парой! – эт-ту с-суку…

Напоследок его крепко двинули в висок. Бросили. Туманов поплыл, отчаянно пытаясь удержать сознание. До боли прикусил язык. Но боль не спасла. Он втягивался в трясину. В вонючую, густую, как повидло. Эх, Есаулов, что ж ты бросил коня?..

А, очнувшись, он вспомнил, кто такой Петр Леонидович Жерех. Фото в профиль, фото в анфас – интеллигентный ублюдок, терапевт по специальности и носивший в богатой на криминал жизни фамилию Звалыгин. 93-й год, приговор суда – «тринашка» с конфискацией (где-то не досидел). Вел его дело не Туманов, а друг и напарник Лева Губский – успешно довел до скамьи и засадил сукиного сына на нары (оттого Туманов и в курсе; оттого и не знает о нем Жерех – потому что не пересекались их пути). Будучи участковым терапевтом, обходил Звалыгин квартиры богатеньких патронируемых им и вроде как их лечил. Эскулапом слыл неплохим, помогал словом делу («Здравствуйте, милейший, я ваш доктор Айболит, он под деревом сидит…»). Несколько раз увольнялся из районных поликлиник и переходил в другие, тоже районные. Видимо, зарплата невысокая, выдаваемая через полгода, – его устраивала. Для души работал. Последнее место трудоустройства – участковый врач Пятой железнодорожной поликлиники. Там и заметили правоохранительные органы странные вещи: как придет, скажем, Петр Леонидович на дом к богатому пациенту, так по прошествии месяца тот скоропостижно (от пули в голову) и умирает, а ценные вещи куда-то пропадают. Но заметили они это не сразу, а лишь после того, как поголовье богатых и больных на жилмассиве имени Героев-челюскинцев резко сократилось (чем не пропаганда «бедного и здорового» образа жизни?), и по домам поползли нехорошие слухи. Тогда и схватились за головы сыщики. И Лева Губский в их числе. Брякнули «смежникам» в соседние РОВД, сложили, отняли, прослезились… И хапнули всю банду: лично эскулапа, двух подружек-сбытчиц, троих грузчиков и фургон службы «Автосервис», на котором отвозили краденое по заточенным местам…

Так вот кем мы были и кем мы стали, дорогой доктор. Хотя, с другой стороны, и непонятно – кем?

Думай, верхняя конечность… Дина рядом, но без сознания – господи, как это прекрасно (то, что рядом, а не то, что без сознания). Худенькое тельце, личико серое, осунувшееся, руки за спиной и ноги связаны, сама скрючена. Не шевелится, еле дышит. И сам связан бельевой веревкой – ни почесаться, ни судорогу унять. Думай, конечность, думай… Помещение полутемное, скорее всего пристройка к дому. Так и есть – в углу подвальный люк с «реактором» – в него и лез Блаженный Вася за добавкой. Слева дверь на заколоченном гвоздями засове, за ней оконце амбразурного типа, в торцовой стене еще одна дверь – в дом. Помещеньице захламленное; все, что негоже – сбрасывают сюда. Шифер, гипсокартон, задрипанные ведра, резервные жбаны под самогон, старые валенки – эдакие заросшие, окрепшие, поседевшие мужские носки.

И никаких колюще-режущих предметов. Разве что шифер – но попробуй о его волнистую грань разлохматить веревку.

Бесшумно отворилась дверь (почему у них все двери бесшумные?), и в проеме возникла физиономия Жереха-Звалыгина с сигаретой во рту. За его спиной хохотала компашка.

Некрофил долбаный. Рожа бледная, борода во все стороны, немытая, нечесаная… Туманов машинально закрыл глаза – противно. И напрасно. Малейшее движение век не укрылось от ублюдка.

– Мы исполнители, парень, – эдак волнисто и обволакивающе промолвил Жерех, – ты вини не нас, а этот мир греховный, в который ты влез, как окурок в кучу дерьма… Так что уж не обессудь, смирись и пой.

Развивать тему не стал, пыхнул дымом и плавненько прикрыл дверь. Теория знакома: ищи вину в грехе, а не в грешнике… Так думай же, верхний концевик туловища, думай. Что у тебя в карманах? Ничего. Что и было – по-любому выгребли. Что у Динки в карманах?.. Перочинный ножичек твоего любимого сержанта Безлошадного? Хороший ножичек, добрая фирма «Викторинокс» делала. Особенно незаменим точить перья. Интересно, принято ли у урок обыскивать женщин? Куда она клала нож? – в карман галифе, в правый, снаружи он не виден, галифе настолько мешковатое – хоть любовника скрывай. Никто не увидит.

Туманов уперся коленом в пол; кряхтя, сдал назад. Еще уперся, еще сдал… Нащупал связанными руками коленку Дины. Стал толчками передвигаться вверх. Зона кармана, пусто… Женщина очнулась.

– Туманов, что ты делаешь?

– Ухаживаю, – отозвался он. – Это что за нога? Не соображу я, Дина…

– Это моя нога… – она всхлипнула.

– Твоя, твоя. Не отберу. Левая, правая?

Она задумалась. Потом неуверенно сообщила:

– Левая. А тебе какая нужна?

– Правая.

– Правая рядом. Дать?

– Ляг на спину и не трепыхайся.

Дальнейший процесс поиска химерического ножа сопровождался кряхтением и довольвно забавными телодвижениями.

– Не могу достать… – хрипнул Туманов. – Глубокий карман, зараза… У тебя тут какой-то платок, пуговица, шишка еловая… Дина, ты как сорока…

– Не юродствуй, это предметы первой необходимости… Ладно, рви карман.

– Легко сказать, – он напряг плечи. – Ну хорошо, попробую…

Потом у него долго болели плечевые суставы (это на словах легко, а вы попробуйте). Зато настроение поднялось. Минут через пять снова заглянул Жерех. Пленники лежали в прежних позах.

– Жалобы, пожелания? – голос вожака был ласков, а глаза, наоборот, холодны и дьявольски злы.

Туманов пропел какую-то абракадабру на языке эльфов. Жерех поморщился:

– Не слышу.

Он пропел на пол-октавы выше. Сделал жалобные глаза.

– Не слышу тебя, человече, – бородач вошел в пристройку и приблизился. Дверь прикрылась.

Тут Туманов и метнул нож. Неудобно, с вывертом, но он этот бросок отрепетировал, и вроде получалось. Плечо вверх, руку сбоку – по дуге, выпускать лишь в тот момент, когда прямая рука и нож составят прямую линию до цели… Крохотный перочинный ножик по рукоять вошел Жереху в шею, перерезав яремную вену. «Терапевт» пошатнулся. Схватился за рукоятку и, выпучив глаза, недоверчиво уставился на Туманова. Кажется, дошло. В жалкие секунды недоверчивость сменилась ужасом. Конечно, ситуация аховая.

– Ножик не вынимай, – посоветовал Павел, поднимаясь с пола и поднимая Дину. – Кровушка польется, не обрадуешься. Приляг, полежи.