Изгои - Эльмира Нетесова Страница 59

Митька никому из бомжей не проговорился, что видел целующегося Толика и Катьку. Это никого не удивило б. Не сбило б с толку и более серьезное. Митька не подавал вида, что заинтересовался Дикой Кошкой. Эту он всегда видел на базарах и в магазине. Знал, где и с кем живет, слышал о ее отце и знал, как и все бомжи, кто убил Чикина. О том сказал Шнырь, но пацановская кодла о том не знала.

«Самому трехнуть Катьке про Томку? Дикая Кошка непременно приловит мокрушницу и размажет ее за отца! Нет, не сама, Чирий иль Пузырь устроят это! Вот тут и подловить их, предупредив Шныря! Но он скажет Томке, та — милиции. И кодлу застопорят одним махом. Всех накроют. Ну, а мне что от того выгорит? Поверят пи? Выдавят ли мое? Ведь даже если заметут шпану, на воле останется Катька. Сама угроза. Эта за своего отомстит! За отца — Томке, за Толика — мне! А может враз с нее начать? Но тогда накроет Чирий вместе с Пузырем. Как же состряпать, урыть всех разом?».

Митька никак не может уснуть. Надо что-то придумать. Но что? Ни одна светлая мысль не лезет в пустую голову. А время идет безжалостно быстро.

Утром Баланда встал раньше всех бомжей, когда плотный туман еще спал в кронах деревьев, а из хижин и лачуг доносились храп и глухое бормотание. Митька помчался в город. Он торопился осуществить задуманное. И вскоре постучал в двери Катькиного дома.

Дикая Кошка сама открыла ему и, глянув не без удивленья, спросила:

Тебе чего здесь надо?

Разговор есть. Очень серьезный. С глазу на

глаз…

Катька выглянула за калитку, позвала Баланду на скамейку перед домом.

Ты что? Здесь любой нас услышит!

Девчонка задумалась и позвала за дом, в заросли малинника, на маленькую полянку.

Слушай, Катька, я знаю, кто убил твоего отца, — сказал тихо.

Кто? — вспыхнули глаза зелеными огнями.

Скажу, если ты мне поможешь.

А в чем?

Заставь Пузыря вернуть то, что украл он у меня вместе с Чирием. И я тебе открою секрет.

Что у тебя украли?

Митька перечислил все.

Не знаю, вернут иль нет. Давно это было. Деньги, конечно, спустили. Барахло, какое сами износили, другое загнали. И только документы… Но даром они их не отдадут даже мне.

Разве даром? Я ж тебе имя назову! Но только документы — мало!

Хотя бы их взять, — задумалась Катька.

Нет! Этого мало!

Тогда иди в жопу! — вспыхнула девчонка и собралась уйти.

Дура! Ты снимешь навар с мокрушника! Еще какой жирный! И станешь дышать с кайфом! Свалишь с бомжей навсегда!

Навар с мокроты? Ты что? Крыша поехала? Ведь урыли моего пахана! Про какой навар ботаешь? — изумилась Катька.

Про обычный! Мокрушник отбашлять может. Причем кучеряво! Чтоб ты не засветила. На том разбежитесь. Кому — «бабки», другому — воля. Если Пузыря не сфалуешь, сама мне отвалишь от навара! Я не гордый! Все не прошу. Только часть от тех, какие стыздили у меня твои кенты! Только за ксивы не могу вякнуть имя. Это все равно, что на халяву.

Ну и падла! — трясло Катьку.

Не станешь же ты мокрить за пахана? Его едино не поднять этим. Да и глупо. А башли — это вещь! Сорвешь свое и просеришь память. На кой тебе мстить? Тряхни, чтоб самой тепло стало. И другим грев подкинь, — предложил чистосердечно.

Завтра возникни, трехну, как с тобой поладим! — выскочила из зарослей и помчалась к дому без оглядки.

Баланда пошел в город. Он понял, Катька не постоит за ценой, чтобы узнать, кто убил отца?

«Уж я назначу цену!» — ликует Митька заранее, копаясь в мусорном контейнере. Он набил полные карманы объедками. Средь них даже куски жареной рыбы попались. Только хотел их сожрать, присел рядом, какой-то кот на голову сиганул, выхватил кусок рыбы прямо из руки и тут же убежал.

Ну, лярва! — осерчал Митька на кошачьего бомжа и увидел Шныря, выходившего из подъезда дома.

Баланда кинулся навстречу как к родному. Запричитал, загнусавил, что три дня не жравши мается. Тот, порывшись в карманах, достал червонец, отдал и попросил больше не караулить его возле дома.

Баланда пообещал ему это, но, глянув в спину уходящему, злорадно подумал: «Много б ты отдал за мое молчанье! А ить ежли назову завтра имя твоей полюбовницы, пацаны с нее не только башли, саму душу вытащат. Это как пить дать. Они ничего не оставляют. Уж коль берут, так все! Сам так говорил. Вот и отыграются… И на твоей шкуре. А то ишь! Мало ему бабы! Еще и полюбовницу имеет! Вот как тряхнут ее! Потом прижмут. И ты волком взвоешь! Допрет, каково мне пришлось. Посмотрю, кого защищать станешь?».

Баланда еле дотерпел до утра. И с рассветом помчался к Катьке. Стукнул калиткой, потом в окно. Девчонка вышла на крыльцо босиком. Видно, поторопился Митька, разбудил.

Ну, что решила? — забыл поздороваться с Дикой Кошкой.

Твои ксивы у меня! Другого нет. Только это!

Мало! — сделал вид, что обиделся, и собрался

уйти.

Сколько хочешь? — услышал в спину.

Митька подумал, потом выпалил:

Десять штук!

Не подавишься?

Добавишь еще пятак, когда уроешь!

С тебя пятака хватит! По горло! А коли жидко, отваливай!

Ладно. Тащи это! И хиляй за хазу! Вякну обещанное!

Получив документы и деньги, спрятал их за пазуху дрожащими руками: не верилось в собственное счастье. Как мучительно долго шел он к этому дню! Как

часто терял надежду вернуть свое. И все же получил, вырвал! Какое это счастье!

Он выборочно проверил купюры из пачки. Настоящие, не туфта. И, нагнувшись к самому уху девчонки, чтоб даже трава не услышала, прошептал имя. Катька побледнела. Эту бабу она знала… Митька рассказал все, что слышал о смерти Чикина.

Катька не уронила ни одной слезы. Лишь пальцы рук хрустели, да холодный пот лил по вискам.

Ну, вот и все! — поднялся Митька, давая знать, что к сказанному ничего не добавит. Катька молча ушла в дом.

«Вот дурак! А с чего это я собрался линять отсюда? Лучше подожду, чем все закончится? Коль замокрят Тамарку, сдерну с пацанов за молчанье. А коли навар снимут, стребую свою долю», — решил Митька и, вернувшись на свалку, спрятал деньги и документы в своей хижине так, что никто чужой не смог бы их найти.

Баланда твердо решил дождаться своего часа и, получив деньги дополнительно, свалить в глухую деревеньку, пригреться там под толстым боком молодящейся бездетной вдовы и жить, погоняя бабу, до ее и своей старости, не набивая мозолей на душе и на руках.

«Надо такую присмотреть, у какой и дом, и хозяйство, и сама пышным цветом цвели. Чтоб корова, свиньи и хозяйка одного размера были, а куры яйцами просирались. Чтоб дом был из кирпича с трех комнат, и колодец во дворе при палисаднике в цветах. И сад… Большой и ухоженный, как и дом, чтоб душу и сердце радовал, да и в живот с него можно было б натолкать всякого».