Утраченная реликвия... - Андрей Воронин Страница 57

– Гуляй, Шайтан, – сказал он снова. – Гуляй, мальчик. Разомни конечности, чего там!

Шайтан недоверчиво посмотрел на него, встряхнулся, как будто только что вылез из воды, и сделал осторожный шаг в сторону.

– Гуляй, гуляй, – повторил Юрий. – Только, если можно, давай без глупостей. Ночь на дворе, погода ни к черту… Не хватало мне еще за тобой по всей Москве бегать!

Впрочем, глупость уже была совершена, и Юрий это отлично понимал. Он догадался об этом в то самое мгновение, когда отстегнул карабин от стального кольца на самодельном собачьем ошейнике, а когда Шайтан, отойдя от него шагов на пять, повернул голову и снова уставился в дальний конец аллеи, догадка превратилась в твердую уверенность.

– Черт возьми, – с тоской произнес Юрий. – Может, все-таки не надо? А, Шайтан?

Услышав свое имя, пес развернул в сторону Юрия правое ухо, как локатор, – только и всего. Филатов окликнул его еще раз, но теперь Шайтан вообще не отреагировал на его голос. Он сделал шаг, потом еще один и еще. На границе светового круга он остановился и оглянулся на Юрия. Было слишком далеко и чересчур темно, чтобы верно оценить выражение его глаз, но Юрию показалось, что пес безмолвно извинился перед ним: дескать, прости, хороший ты мужик, но у меня дела, мне надо хозяина найти…

– Елки-палки, – сказал Филатов, глядя на то место, где только что была собака и где теперь сделалось пусто. – Ну, а дальше что? Т-т-твою мать, кинологавангардист, экспериментатор вшивый, собачий психолог… Вот где его теперь искать?

Ему никто не ответил, да он и не ждал ответа: его вопрос был риторическим. Залепленный мокрым снегом парк был пуст и молчалив, лишь тяжелые, слипшиеся хлопья тихо шуршали в ветвях да изредка раздавался едва слышный шум от падения на землю соскользнувшего с ветки снежного пласта.

– Шайтан! – позвал Юрий. – Ко мне, Шайтан!

Ага, – добавил он гораздо тише, обращаясь уже не к собаке, а к себе, – сейчас, держи карман шире. Эх ты, собака… Шайтан как есть, Шайтан.

В общем-то, если пес убежал не просто так и если в его поведении имелась хоть какая-то логика, то она была предельно проста: Шайтан отправился искать хозяина, с которым его зачем-то разлучили. Первую половину своей программы он уже выполнил: сбежал от разлучника Филатова. Возможно, он просто решил, что, спустив его с поводка, Юрий дал ему долгожданную свободу – может, совесть его, разлучника, замучила, а может, просто надоело кормить и выгуливать чужого пса. Да, с первой частью – побегом – Шайтан разобрался мастерски, но это была сущая мелочь по сравнению с его основной задачей – отыскать Бондарева.

Юрий заметил, что до сих пор держит в руке размокшую, так и не зажженную сигарету, бросил ее в пропитанную водой снеговую кашу под ногами и полез в карман за новой. Он знал, где искать Шайтана, но не испытывал уверенности в том, что ему удастся снова посадить пса на цепь. А если не удастся ему, непременно удастся другим – хмурым ребятам из службы очистки города от бродячих животных. Народ нынче пошел резкий, нетерпеливый, нервный и где-то даже жестокий, особенно москвичи, и болтающуюся возле подъезда здоровенную бездомную овчарку долго терпеть никто не станет. Найдется, конечно, парочка сердобольных бабусь, которые станут подкармливать осиротевшего пса объедками собственных скудных харчей; возможно, кто-то зная историю соседской собаки, попытается взять ее к себе в дом, но из этого, вероятнее всего, ничего не выйдет: из всех на свете домов и любых возможных хозяев Шайтану был нужен один-единственный, оттого-то он и сбежал от Юрия. А потом непременно появится ребятня, которая захочет поиграть с красивой собачкой. А где ребятня, там и родители со своей заботой, неотъемлемой частью которой являются проповеди об опасностях, таящихся в общении с бродячими животными. А отсюда и до фургона с собачниками недалеко. Приедут и пристрелят – вот и вся недолга…

Он сделал несколько глубоких нервных затяжек, выбросил сигарету и на всякий случай еще разок позвал Шайтана. У него еще оставалась слабая надежда на то, что пес просто решил побегать, размяться – дело молодое, в общем. Но в глубине души он знал, что никакой разминкой тут и не пахнет: Шайтан сбежал, и крики Юрия для него были все равно что скрип тюремной двери, сквозь которую ему, Шайтану, каким-то чудом удалось проскочить на пути к свободе и в которую он не собирался входить снова.

«Животные просто честнее нас, людей, – подумал Юрий, – они не умеют притворяться. Они не умеют выдумывать красивые слова, за которыми на самом деле ничего нет, и возводить умение играть этими словами в ранг наивысшей добродетели. Все у них, бессловесных, в простом и чистом виде – и любовь, и голод, и ненависть, и верность. Верность, не признающая никаких доводов, не верящая даже в смерть и не имеющая цены – просто потому, что нельзя оценить то, что не продается».

Тем не менее Шайтана следовало как можно скорее отыскать и водворить обратно в квартиру. Сначала отыскать и изловить, а уж потом решать, как быть с ним дальше. В питомник, что ли, отдать, ментам? А что? Чем сутками лежать на ковре напротив телевизора и тосковать, пускай бы работал. Бондарев, помнится, говорил, что сейчас самое время приступить к серьезному курсу дрессировки. Правда, тот же Бондарев немного позже сказал, что не хочет натаскивать Шайтана на людей, превращать его в идеального солдата, каким был его папаша. М-да…

Бондарев не хотел превращать пса в солдата, а Юрий Филатов решил сделать из него мента… Трудностей, что ли, испугался?

Пожалуй, что и испугался. Да и как было не испугаться? Все, что Юрий знал о воспитании собак, было почерпнуто им в основном из старых советских фильмов – «Ко мне, Мухтар!», «Белый Бим Черное Ухо».

Он пошел по аллее, которая, словно мощный магнит, притягивала Шайтана все последние дни. В свете редких фонарей ему удалось разглядеть глубоко впечатанные в мокрый снег следы собачьих лап. Судя по расстоянию между следами, пес уносился прочь огромными прыжками – домой торопился, дурень, от погони спасался, балбес… Следы заносило снежными хлопьями, они буквально на глазах теряли четкость и глубину, и неожиданно Юрий испытал трусливое желание развернуться на сто восемьдесят градусов и отправиться восвояси, предоставив своенравного пса самому себе. Набегается, проголодается – сам придет, никуда не денется.

Уж на то, чтобы найти дорогу к дверям, за которыми его, дурака, кормят, поят и любят, даже его собачьего ума хватит…

Впереди из-за плавного изгиба аллеи показалась темная человеческая фигура, и Юрий ускорил шаг. Прохожий мог встретить Шайтана. Да что там – мог! Почти наверняка встретил и видел, куда этого дурня понесло на ночь глядя…

Они заговорили практически одновременно – Юрий о своем, прохожий о своем, – и одновременно смущенно замолчали.

– Простите, – первым вырулил из неловкой ситуации прохожий, – у вас огонька не найдется?

Это был высокий, чуть ли не выше Юрия, крепкий, но при этом стройный и гибкий парень лет двадцати пяти. Лицо у него было овальное, веснушчатое и бледное, а торчавшие из-под низко надвинутой кепки слегка вьющиеся волосы в свете фонаря отливали старой потемневшей бронзой. Уголки полных губ были приподняты в вежливой улыбке, рука в тонкой кожаной перчатке держала наготове незажженную сигарету.