Большая стрелка - Илья Рясной Страница 55

— А когда он будет? — спросил Художник.

— Завтра.

— На поезде?

— Обижаешь. Самолетом.

— То, что он армянами подмазанный, с самого начала ясно, так что какое решение будет — тут сомнений нет. Ну, а дальше что?

— За Гариком и закон. И сила.

— Ага, — согласился Художник. — Сила есть, ума не надо.

— Ты подумай, как вести себя, — посоветовал напоследок Тимоха. — Только думай не слишком долго.

— Я подумаю.

Теперь, когда Хоша исчез, все вопросы решались куда проще. Интересно, но пропажа Хоши никого не взволновала. Некоторые братаны попробовали поставить вопрос: куда делся главарь, но Художник быстро и четко поставил их на место. Родственников у Хоши, которых бы заинтересовала его судьба, не было. И милиция не горела желанием его увидеть. Вот только Галка, оставшись наедине с Художником, неожиданно сказала:

— Ты… Ты убил его, да?

— Ты что спрашиваешь, шалава? — грубо оборвал он ее.

— Я знаю. Чувствую.

— Жалеешь?

— Не знаю, — она задумалась. — Козел он… Но иногда бывал хорошим…

Она заплакала. Художник взял ее за плечи, встряхнул:

— Слушай меня внимательно. Если кому-нибудь проговоришься о своих умозаключениях — убью. Ты меня знаешь…

— Нет! Никому! — вдруг в порыве непонятной страсти она кинулась к нему, обвила его ногами. — Я тебя хочу, — зашептала она. — Я только тебя хочу!

В ту ночь она была в постели как бешеная… Гарик прилетел на следующий день после беседы с Тимохой. «ТУ-154» замер у здания аэровокзала. Из него потянулись цепочкой люди. Подмосковного вора в законе ждали встречающие — воровской положенец Тимоха и трое шкафов в камуфляже из охранного агентства. Гарик прилетел со своими подручными — одним невысоким, плотным, со сломанным носом, и другим — десятипудовым громилой.

Расположился он в трехкомнатном номере люкс гостиницы «Интер». Быки устроились в двухместном номере рядом. , В принципе, телохранители не особенно были и нужны Гарику — что может случиться с гостем? Ничего.

Культурная программа на вечер уже расписана — стол в ресторане, девочки, куда без них. Поездка в Ахтумск была легкая и необременительная. А деньги за посредничество в решении вопроса очень хорошие.

Гарик вышел из рэкетиров. Жег недовольных утюгами и делал соски — это когда жертву суют головой в ванную, потом дают секунду вдохнуть воздуха и окунают опять. Организовал через закрытый аэродром в Жуковском переправку спецрейсами ворованных машин в Ереван. На зоне он вообще не был. Прикупил звание вора в законе за две сотни тысяч зеленых, как прикупают часть акций в процветающей фирме. Сперва «лаврушников» — новых воров, которых короновали вопреки всем законам, — старые воры не признавали, что явилось причиной кровавых разборов. Упрощение порядка коронования и так привело к тому, что воров в законе в России стало в два раза больше, чем во всем СССР, и большинство из них — лаврушники. Звание обесценивалось, но изменить ситуацию старые воры были не в силах, поскольку за младым поколением стояли деньги, сила. Кто из старых воров не хочет остаться на полустанке, глядя вслед уходящему поезду, должен подстраиваться. Так что Гарика короновали, и постепенно тот обнахалился так, что начал выступать судьей. И следовал принципу, который что у государевых, что у воровских судей процветал все больше — судить не так, как подсказывает совесть, а так, как заплатят.

В успехе мероприятия Гарик не сомневался. Он навел справки — вроде руднянские отмороженные, но живущие по понятиям. Проигнорировать стрелку они не смогут, поскольку это означает признать свое поражение. А не исполнить?

Это они вряд ли решатся.

— Ну что, в кабак? — сказал, потянувшись, Гарик, одернул двухтысячебаксовый пиджак. Он одевался всегда стильно, со вкусом и очень дорого.

— Не против, — кивнул его телохранитель. Они пошли к лифтовому холлу. Гарик вдавил кнопку. Двери открылись. И в лоб вору в законе уперся пистолет. Сзади с черной лестницы как привидения возникли еще двое со стволами.

Художник, упираясь в вора в законе стволом, предложил негромко:

— Пройдем в номер. Тихо, без вздоха. Кое о чем перетереть надо.

— Пойдем, — кивнул Гарик. Он слишком дорожил собой, чтобы рисковать.

Они вернулись в двухкомнатный люкс. Гарика усадили в кресло.

— А вот теперь слушай, — сказал Художник. — Может, в Москве лаврушники в чести. У нас же правилки, где решения заранее куплены, не устраивают. У нас культурный город.

— Ты хоть понимаешь, на что танком прешь? — спокойно осведомился Гарик.

Сколько раз выслушивал это Художник. Даже мелкая шваль становится в позу и бьет себя в грудь: «Ты знаешь, на кого наезжаешь?» Все знаем. Все понимаем…

— Тут твое слово ничего не значит, Гарик, — сказал Художник. — Уезжай.

На пистолете Макарова была самоструганая глушилка. Художник направил пистолет в голову вору в законе. И нажал на спусковой крючок.

Хлопок был довольно громким. Открыл глаза Гарик, поняв, что жив. Бра около него разнесло, пуля срикошетила и вошла в кресло.

— Это ты зря, — покачал головой Гарик.

— Не зря, — Художник нажал еще раз на спусковой крючок, и Гарик повалился на пол, всхлипнув и схватившись за ногу.

Его телохранители напряглись, но Шайтан и Армен, их держали под стволами, и дернуться те не могли.

— И еще послушай. До Москвы час лету. Будешь людей посылать со всякими глупостями, киллеров разных — мы тебя, достанем. Обязательно достанем, — Художник присел рядом с Гариком. — Как-то так получается, что мы всех достаем.

Он повернулся и выстрелил в плечо одному из быков, тот заскулил, сполз на пол. По плечу струилась кровь.

— Ничего, братцы славяне, — хмыкнул Художник. — Чурки вас вылечат.

Он резко обернулся и вышел из номера.

Он, Армен и Шайтан сбежали по ступеням черного хода. «Интер» знали как свои пять пальцев. Нырнули в машину.

— Дергаем, — сказал Шайтан.

Через несколько кварталов они скинули в тайник оружие, пересели в машину, в которой их ждала Галка. Вскоре они были на штабной квартире и глушили там виски. Теперь можно и передохнуть.

— Мы не слишком разошлись? — спросил дядя Леша. Он опрокинул в себя рюмку с виски и с хлюпаньем закусил соленой капустой.

— Нормально. Как только мы дадим слабину — нас съедят. На ликерку вон сколько глаз зарятся, — сказал Художник. — Нельзя давать спуску.

Гарик оскорблен. Чтобы ему не потерять авторитет, придется действовать. И что он сделает? Пошлет разборочную бригаду? Вряд ли что путное из этого выйдет. По воровским понятиям предъяву сделает? Тут у него позиции неоднозначные. Слишком многие помнят, откуда и кто он был. Кроме того, сейчас даже на зонах воров часто ни во что не ставят, не то что на воле.