Улыбка зверя - Андрей Молчанов Страница 51

— А такую, как я, встретил в первый раз в жизни…

— Ты на удивление точно формулируешь мои мысли и чувства.

— Ты не против, если мы когда-нибудь встретимся еще разок?

— Когда же?

— Да вот хотя бы сейчас! — Рука ее соскользнула с его плеча, простучала острыми ноготками по груди…

Через полчаса Прозоров хлопотал у печки, щепал лучину небольшим топориком, искал бумагу на растопку. Ада, высоко подбив подушку и укрывшись до подбородка медвежьей шкурой, наблюдала за ним из своего угла.

— У меня странное и легкое чувство, — сказал Прозоров, взглянув на нее. — Мне кажется, я сейчас взлечу к потолку, точно воздушный шарик… Тэ-эк… Где же, где же, где же у него газеты? — Он обвел взглядом комнату и вдруг, усмехнувшись, шагнул к стоящему под столиком кейсу, открыл его, вспорол уголком топорика целлофановую обертку. Затем, вытащив пачку долларов, небрежно распечатал ее, извлек стодолларовую купюру. Чиркнул спичкой, поджигая ее с уголка и — сунул в печурку.

Затрещала сухая лучина.

Он понимал, что, поступая так, выглядит фатовато, но какая-то хмельная дудочка поигрывала в нем, понуждала совершать глупости.

— Пошло, — прокомментировала из своего угла Ада. — До чего же пошло, Прозоров! С какой стороны ни глянь, ужасающе пошло! Но знал бы ты, милый мой, как это здорово и хорошо!.. Я никогда не забуду этот дом. Давай купим его у твоего приятеля и пусть здесь будет музей… А когда ты действительно состаришься, будешь его смотрителем. Злым таким, ворчливым дедом в валенках…

— А где же будешь ты? — подбрасывая в огонь дрова, не оборачиваясь, спросил Иван Васильевич.

— А я к тому времени буду далеко-далеко… — тихо и мечтательно, как показалось Прозорову, сказала она. — Страшно далеко. Но я и оттуда буду за тобой следить…

— Перестань, Ада, — возясь с дровами, поморщился Прозоров, чувствуя, как сердцем его овладевает смутное беспокойство. — Слова — опасная вещь, не накликай… В конце концов, мы вместе можем отправиться в твое далеко, а в смотрители кого-нибудь другого наймем, из местных…

— Прозоров, а ты ведь совсем мальчишка! Честное слово. Вот я гляжу отсюда на тебя…

— Не говори глупостей, Ада, — прервал ее он, захлопывая дверцу печки и поднимаясь с корточек. — Я на двадцать лет старше тебя…

— Мне тысяча лет, Прозоров, — сказала Ада. — Женщине всегда тысяча лет…

— Что с тобой, Ада? — встревожился он, вглядываясь в ее лицо. — Отчего ты плачешь? Все будет нормально, Ада, я тебе обещаю…

— Хорошо, — сказала она неестественно бодрым тоном. — Все будет нормально, ты прав. Я проголодалась. И давай, наконец, пересчитаем эти деньги…

— И считать нечего. Там шестьсот тысяч, — сказал Иван Васильевич. — Ровно шестьдесят пачек.

— Пятьсот девяносто девять девятьсот. Сотню ты уже извел.

— Ну да… Часть возьмем на текущие расходы, а остальное припрячем здесь.

— Где же мы их припрячем?

— В нужнике, разумеется. Где же еще прятать деньги на даче?

— Вот так, да? Ну а дальше что?

— А дальше переночуем здесь. Рано утром электричкой в Москву. Снимем на месяц квартиру у моей бывшей жены, возобновим кое-какие прежние связи и будем без суеты и спешки искать Ферапонта.

— А как же мы снимем квартиру у твоей жены? Она же ревновать будет…

— А мы ее отправим в оплачиваемый отпуск. Выкупим ей горящую путевку на Канарские, положим, острова. А что? Она согласится. Билет в оба конца, щедрые командировочные в качестве компенсации за погубленную ее молодость, и — прощай, милый друг…