Лепила - Николай Прокофьев Страница 5

Волна черного едкого дыма накатывается одновременно с нарастающим гулом самолетов. Огонь, пожирающий джунгли, становится нестерпимым. Сучковатые выступы на стволах деревьев все сильнее походят на кровоточащие культи, тянущиеся за помощью и норовящие ткнуть в лицо раскаленным своим торцом.

И снова удушливый дым. Он обволакивает, будто обнимает, потом начинает давить, парализует члены, выжимает последнюю волю к жизни. Еще немного, и тело превратится в тяжелый куль и беспомощно рухнет в пепел и грязь, замешанные под ногами. В последнюю секунду перед удушьем раскрытые в отчаянье глаза различают в копоти и гари силуэт. Опять она! Эта старая взъерошенная женщина с мертвым ребенком на руках. Она давно ждет, вот снова пришла, чтобы увидеть, как он будет умирать. На этот раз страшный призрак точно дождется отмщения. Но он не хочет этого! Ему надо жить!

Он вскочил с постели в холодном поту. В голове шумело, язык прилип к небу и казался куском замазки, вдавленным в горло (вот что мешало дышать!), руки тряслись, сердце возбужденно колотилось.

С недавнего времени он стал очень бояться смерти. Больше всего – смерти во сне. Даже клал под подушку телефон. Вдруг случится так, что у него будет время для звонка. Эти драгоценные секунды не хотелось тратить на отчаянное метание по квартире. «Скорая» – хоть и не панацея, но все-таки шанс…

Подумать только: он, столько переживший, возродившийся в прямом смысле из пепла, и вдруг – такая фобия. До паники, до внутреннего содрогания. Врачи называют это «астенией». Говорят, легко лечится. Но разве может он сознаться кому-то в своей слабости, тем более в такой человеческой. Он же вождь, учитель! Он – Гуру, почти Бог! И вдруг – какая-то астения.

Он прошел в ванную, включил свет, посмотрел на себя в зеркало. Ему давно за шестьдесят, но на вид – полтинник, не больше. Вождь должен соответствовать, держать марку, быть в форме. Ведь ему верят, ему поклоняются.

К собранности и запредельным нагрузкам его приучила война – та, что разделила его жизнь на две части. Она, страшная и нелепая, снится ему практически каждую ночь…

Молодой лейтенант, выпускник Военного института иностранных языков Олег Злобин попал в этот список с подачи начальника курса. Перспективный, подающий надежды офицер получал уникальную, как ему объяснили, возможность попрактиковаться в языках, набраться опыта, заслужить авторитет среди товарищей, в том числе – старших. Да и материальная сторона была не последним делом – командировочные, то бишь боевые, заметно отличались от скромного оклада обычных строевых офицеров. Словом, гордись, лейтенант, улыбнулась тебе удача!

Все так, если бы не одно обстоятельство – список этот включал в себя тех, кто должен был набираться опыта в самых что ни на есть боевых условиях, в охваченной войной Камбодже. Именно туда, на огненную передовую холодной войны, в качестве помощника военного советника и направили лейтенанта Злобина.

Думал ли он тогда о смерти? Разве что иногда, да и то не всерьез. Ему представлялась эта мысль несвоевременной, с ним такого не может случиться, хотя бы в силу его возраста, просто рано еще. Он видел себя героем, как и положено солдату, спасителем несчастного народа, попавшего под гнет империализма. Он всерьез настраивал себя на подвиг. Вот тогда о нем заговорят и пошлют в его родной Воронеж престарелой матери письмо и газетную вырезку с его портретом. А когда он вернется, его станут приглашать в школу на уроки Мужества…

Но домой он так и не вернулся. В один из дней машина, в которой они ехали на секретное совещание с местными повстанцами, подорвалась на мине. Олега, единственного, кто выжил после взрыва, откопали совсем не свои.

Командовал отрядом капитан-американец. Все называли его Саймоном. Настоящего имени никто не знал, да это и не было нужно. Война – стихия силы и секретности. Если какого-то из этих компонентов нет, армия обречена. У этих было все: полная поддержка западного капитала, самое новое оружие и очень мощная шпионская сеть.

Капитан вовсе не был плакатным исполином с горой мышц – среднего роста, крепко сбитый вояка, чуть за тридцать, с короткой стрижкой и неприятной родинкой на щеке. Но вот, что действительно выдавало в нем исключительного профи – так это оперативное чутье, умение уйти от неминуемой опасности, чтобы потом ударить в ответ неожиданно и очень больно. Костяк отряда составляли такие же, как он, рейнджеры, числом не более трех десятков, основная же масса была собрана из уроженцев Южного Вьетнама, слепо повиновавшихся боевому командиру, готовых по первому приказу пойти в прямом смысле в огонь и в воду. Саймон контролировал значительную территорию по правому берегу Меконга, воевал со всеми сразу и карал непослушных старым проверенным способом – огнем и мечом.

Олег сразу же отметил интерес к своей персоне со стороны капитана. Еще бы – такая удача! Советский офицер, владеющий пусть и не всеми, но военными секретами, знает английский, кхмерский, понимает по-китайски, по-вьетнамски и по-лаосски. Имея на руках такой козырь, можно диктовать противнику любые условия. Или… использовать добычу с пользой для своих грязных дел.

Оправившись от контузии, Олег начал понемногу осознавать всю безвыходность своего положения. Для своих он – пропавший без вести, как и все остальные, кто ехал на ту злосчастную встречу (говорят, они все сгорели, трупы невозможно опознать). Его вряд ли будут искать, если только он сам не даст о себе знать. Но как?! Для американцев и их подручных он – в лучшем случае разменная карта, а в худшем – очередная жертва, приготовленная на заклание.