Под созвездием северных «Крестов» - Александр Бушков Страница 5

Карташа в этот момент более всего беспокоило, правильно лион вел себя на допросах.

И ежели говорить откровенно, на допросах он вел себя далеконе лучшим образом. А точнее – никак себя не вел. Соглашался не со всем, но иотрицал не все. Хотя не соглашаться, откровенно говоря, было трудновато. Равнокак и отрицать. И все же, все же… Как гласит ментовской катехизис: «Разпризнался – значит, виновен». И неважно, какими путями из тебя это признаниевыколочено.

Но ведь никто из Карташа признания и не выколачивал, вот вчем хрень-то вся! Потому как и без выколачивания все было яснее ясного.

Алексей Аркадьевич? Именно. Место рождения? Адресрегистрации? Фактическое место проживания? Место работы?.. И так далее, и томуподобное, нудно и для дознавателя буднично… Рутина, одним словом. Заминкапроизошла, лишь когда вдруг всплыло в сей задушевной беседе, что Карташ чертесколько прослужил не просто во внутренних войсках, а именно в ГУИНе. Приказаскрывать свое прошлое он от Кацубы не получал – вот и не скрыл.

– Ах, вот оно как, поня-атненько… – и, поколебавшись,дознаватель нарисовал в уголке протокола две буковки, разделенные косой чертой:«б» и «с».

– Да уж куда понятнее… – вздохнул Карташ. И спросил: – А чтоэто вы мне там такое написали?

– А это, Алексей Аркадьевич, – дознаватель былустало-любезен, – означает «бывший служащий». Так, на всякий случай, не тоопределят вас, вэвэшника, в камеру к отморозам, и ку-ку… – Сохранить лицоКарташу не удалось, и дознаватель, почесав тупым концом ручки намечающуюсяплешь, тут же перешел к делу. – Ну-с, приступим. И как же вы, старшийлейтенант, докатились до убийства? Рассказывайте, чего ж теперь…

Убийство, ага. Вот тут-то и порылась собака.

Много за что можно было упечь Карташа в крытку, особливоесли вспомнить про его похождения по тайге и в Туркменистане… и уж тем более вШантарске. Но – убийство в Петербурге? Тем более, двойное?! Тем более,убийство, которого он не совершал!

Ну, в общем… кажется, не совершал. Или все же?..

Как ни смешно это звучит, но Алексей понятия неимел, убил онкого-нибудь или нет.

Может, убил.

Может, его подставили.

Однако все улики складывались именно так: он застрелил двоих– питерского мачо с серьгой в ухе и его… его…

А, бля…

Около полутора суток Карташ промаялся в ментовке, не спалвообще… и не потому, что злые опера не давали – давали, отчего же, просто немог уснуть; питался бутербродами с кофе, которыми то ли по доброте душевной, толи надеясь склонить его к сотрудничеству, угощал мент, уже не дознаватель,другой – следак, наверное, пес их разберет. Душу менты мотали по полнойпрограмме, выспрашивали и выпытывали, предъявляли неопровержимые доказательстваи показания свидетелей, угрожали, соблазняли послаблением, ежели напишетчистосердечное, в красках рисовали картины пребывания в СИЗО, одна устрашающеедругой, – хорошо хоть, ногами по почкам не лупили и в пресс-хату несажали… наверное, потому, что все и так было яснее ясного. А может, и потому,что Карташ был этим самым, как его – «б/с», «бывшим служащим». «Бэсником». Вобщем, «бывшим своим».

Пребывая точно в тумане, Алексей рассказал все, что помнил,знал и думал по поводу происшествия в питерской гостинице «Арарат». Насловесные провокации не поддавался, протоколы подписывал, лишь внимательно,насколько мог, изучив каждое слово, от убийства, даже в состоянии аффектаоткрещивался – шел, короче, в глухую несознанку… Но самое паршивое заключалосьв том, что где-то в глубине души он готов был согласиться с предъявленнымобвинением. Нет, на самом деле, если подумать объективно и беспристрастно,Карташ действительно мог завалить обоих – в том состоянии алкогольногоопьянения, в коем он пребывал, совершается фигня и посерьезнее… И даже еслиопьянение было наркотическим, если его специально накачали какой-то дрянью (аименно так, по всему, и выходило), то сути это не меняло: мог убить, ох, мог. Иосознание этого было хуже всего. Было сильнее чувства безысходности, сильнееощущения потери.

Через день его перевели в ИВС [4] на улицеКаляева. Перевели… и четыре следующие дня напрочь вылетели из головы Алексея:все это время он находился в полуобморочном состоянии. Карташ валился с ног отусталости, но надолго уснуть все равно не мог. Измученный адреналином организмтребовал отдыха, но перевозбужденный мозг отключаться упорно не желал. Алексейспал урывками – то проваливался в тревожную дрему, то вновь выплывал вопостылевшую реальность.

Содержащиеся вместе с ним в том изоляторе рассказывали какбудто, что замести сюда могут аж на десять суток, однако к вечеру днячетвертого нарисовался конвой, он расписался в какой-то прокурорской бумажке,его и еще нескольких скоренько перегрузили в «зилок», где уже маялись такие жебедолаги, и, – как поется в старинном шлягере: «На нары, бля, на нары,бля, нары…»

А ведь ничто не предвещало грозу, как пишут все в тех жероманах. Все начиналось так хорошо, просто, ненапряжно и, главное, от них сМашкой настолько ничего не зависело, что Карташ не чувствовал на себе нималейшей ответственности за исход дела, суть которого, к тому же, была для негоокутана непроницаемой пеленой секретности.

И вновь нахлынули воспоминания…