Третья террористическая - Андрей Ильин Страница 45

Осталось в ней еще по последнему полновесному глотку… Потому что не всегда на войне то, что кажется хорошо, — оказывается хорошо…

Когда собрались уже уходить, в дом вломился стоявший в охранении боец.

— Боевики! — произнес он одно только слово.

И кто бы мог предполагать, что именно сегодня, именно в этот предрассветный час в «населенку» войдет колонна «чехов». И «прогулка» сразу кончится.

— Сколько их?

— До взвода. Может быть, больше!

И все подумали то, что в сердцах сказал командир.

— Черт!.. Принесла нелегкая!..

Уходить нужно было немедленно, пока «чехи» не рассыпались по дворам и не наткнулись на них в доме, где они оказались как бы в мышеловке.

Бежать!.. Но до того обезопасить свои тылы!

— Сядь, папаша! — прикрикнули бойцы путающемуся под ногами Сергею Петровичу. Бойцы решали свои задачи…

Боевика на кровати по-быстрому додавили подушкой, для верности свернув на сторону, пока позвонки не хрустнули, шею.

Испуганных, ожидающих худшего чеченских женщин и их детей выдернули из угла и, поторапливая пинками, погнали к «яме». Оставлять живых чеченок за спиной было нежелательно — они в минуту всю свою деревню на ноги поднимут. Женщин и их детей спихнули в бункер, откуда только что вытащили пленников. Как мешки спихнули, кулями роняя вниз, потому что развязывать руки им было некогда. Может быть, кто-нибудь и шею сломал, а уж руки-ноги точно!.. Лаз прихлопнули сверху крышкой и задвинули засов.

Пусть посидят… Их, конечно, хватятся и вытащат, но, хочется надеяться, не сразу. До того времени они не умрут, не успеют. Были бы их сыновья чуть постарше, их бы следовало прикончить, чтобы «кровников» не плодить. Но эти — не в счет. Эти пока вне игры. Пусть подрастут малость…

Когда пробирались через огород, случилось то, чего они боялись и чего следовало ожидать, — один из плохо стоящих на ногах пленников, зацепившись за что-то ногой и потеряв равновесие, свалился в грядки, с хрустом подминая растительность.

Его услышали. Собаки услышали, тут же поднявшие неистовый лай.

Чтоб тебя!..

— Теперь ноги в руки!.. — заторопили бойцы пленников, нутром чуя, что добром все это не кончится. И точно — не кончилось!

Где-то хлопнула дверь, и чей-то из темноты голос окрикнул их по-чеченски. И еще раз окрикнул… И тут же оттуда, словно швейная машина «Зингер», простучал автомат.

Залечь они не успели. Кто-то охнул, схлопотав пулю, и один из пленников, кажется лейтенант, как подкошенный рухнул на землю.

Твою мать!..

В кромешной тьме, расплескивая искры, бился огонек автоматных очередей. Снять обозначившего себя стрелка было плевым делом, но они не отвечали, вжимаясь в землю, надеясь, что «чех» их не видит, паля, что называется, на всякий случай, на подозрительный звук. Еще немного постреляет душу отведет и, может быть, успокоится!

Все… тишина!

Подполковник ужом пополз назад. На земле скрипя зубами от боли, зарываясь лицом в траву корчился Сашка Ерохин. Он даже стонать себе позволить не мог, чтобы их не обнаружить.

— Куда тебя? — спросил подполковник, быстро обшаривая его руками. Наткнулся, вляпался во что-то липкое и горячее. Ах, черт — в пах, под бронежилет!

Все, не ходок капитан!

Но даже и это — ничего! Все равно бы они выскочили — отлежались с пяток минут, пока все успокоится, и тихо свалили!.. Но некстати, громко, чуть не во весь голос, вскрикнул от боли навяленный им судьбою пленный лейтенант.

И тут же снова заплясал в темноте веселый огонек, и прямо над ними, «состригая макушки», взвизгнули пули.

Теперь отмалчиваться было глупо. Кто-то приложился к автомату и короткой, в три патрона, очередью загасил автоматчика.

— Уходим! — скомандовал подполковник, рывком затаскивая Ерохина на закорки и бегом таща его к лесу.

Рядом, обгоняя его, бойцы несли раненого лейтенанта, жестко, чтобы не пикнул, зажав ему рот ладонью.

— Куда его?

— В грудь и живот. В живот — слепое, в грудь — «сквозняк».

Не повезло лейтенанту! Не жилец лейтенант! Такие диагнозы они могли ставить без всяких врачей — в вопросах смерти они были лучшими, чем они, специалистами. Насмотрелись за две-то войны!..

Эх!.. И стоило его из зиндана вытаскивать, чтобы тут же, двух шагов не пройдя, на тот свет спровадить? Лучше б там сидел — целее был бы!

И снова темноту ночи прошила свистящим пунктиром низкая, прошедшая над головами очередь, от которой они с разгону ткнулись мордами в землю, уронив раненых.

Задыхающийся от боли и отсутствия воздуха лейтенант содрал с лица чужую руку. Но не закричал, а довольно вразумительно, твердым тоном, словно большого одолжения прося, пробормотал:

— Не оставляйте меня — добейте! Добейте! Лучше — вы! Прошу вас! Умоляю!..

Лейтенант лучше их, лучше, чем кто-нибудь другой, понимал, что его ждет, если он попадет в руки чеченцев, которые найдут своих зарезанных братьев…

Но слушать его всхлипы никто не стал — ему впихнули в рот какой-то случайный, чтобы он не кричал от скорой боли, кляп и рванули вперед… Но пробежать успели дай бог если несколько десятков шагов, когда сзади хором застучали сразу несколько стволов, а в небо с воем ушла осветительная ракета.

Во влипли! По полной!.. Такой вот оказалась мирная альпийская деревенька!

Теперь все пошло по-взрослому, пошло всерьез.

Один за другим ударили автоматы — ствол против ствола. Только боевики молотили длинными не жалея патронов, потому что были у себя дома а спецназовцы били короткими, экономя боезапас.

Но так оторваться было невозможно.

— Гранаты!.. — приказал подполковник.

Разом ахнули подствольники, выплюнув гранаты, которые упали в деревне, среди домов, примерно там, где бились огоньки. Огненными шарами лопнули близкие взрывы, вышибая в окнах стекла.

Под их прикрытием, пока вокруг и на них сыпался град обломков, они успели пробежать еще с два десятка шагов, прежде чем снова плюхнулись на животы.

Знать бы точно, сколько их там, в деревне, осталось, можно было бы не бегать, а броситься в штыковую, расчищая тылы!..

Дальше уже не бежали, дальше — ползли.

Отчаянно толкаясь коленками, локтями и носками ботинок от земли, бойцы тянули за собой мычащих, стонущих раненых. Их уже не щадили, с ними уже не церемонились — лишь бы вытащить.

Залегший сзади арьергард, прикрывая отход, вколачивал в деревню короткие, скупые очереди. Не для того чтобы в кого-нибудь попасть, чтобы оттянуть огонь на себя.

Выстрел — откат в сторону, чтобы сменить позицию, уйти от нащупывающих тебя очередей. И снова выстрел — и откат! Но скоро, через, может быть, полминуты они пристреляются, и тогда придется туго. И всем — туго!