Безумие - Дмитрий Кончаловский Страница 40

— Вон водила стоит. Здесь это через них делается.

Руслан подошел к водиле, перетер.

— Он адрес спрашивает.

Костя назвал адрес пресс-центра.

— А сколько привозить?

Костя обвел нас взглядом.

— Мужики, не советую.

— Руслан, — кричу я, — лучше ни одной.

Руслан кивнул головой, что-то сказал водиле и подошел к нам.

— Одну привезет. Но только вы уж не лезьте.

— Костя, — говорю, глядя на Руслана, — а ты не советуешь по какой причине — по эстетической или медицинской?

— И по той, и по другой.

Вот, думаю, мало нам проблем.

— Но эстетическая часть гораздо страшнее медицинской, — продолжил Костя Смирнов, — тут санчасть есть военная, у них там это дело налажено, два укола (он произнес какое-то страшное название) в жопу, и все. Правда, потом какое-то время будут проблемы, то ли с пищеварением, то ли еще с чем-то, точно не знаю — не пробовал, но, говорят, зверский препарат, а вот эстетическое чувство может пострадать навсегда.

— Вольному — воля, — сказал я, глядя на Руслана.

Ночевать устроились кто где. Костя — в своем кабинете, я — в соседнем кабинете (громко сказано), напротив — Дима и Вакула. Руслану отвели бывшую ленинскую комнату.

Через некоторое время услышал звук подъехавшей машины. Посигналили. Хлопнули дверцы. «Смотреть не пойду, — подумал я, — поберегу эстетическое чувство».

Через несколько секунд со двора раздался истошный вопль Руслана:

— А-А-А!!! НЕТ!!!

Пулей вылетел из комнаты. В коридоре столкнулся с остальными. Мы кинулись вниз. «ПОХИЩЕНИЕ!!!» — билось в мозгу.

Выскочили во двор. Первое, что увидели, — огоньки удаляющейся машины. Холодный пот.

Вдруг из темноты выступил… Руслан. Даже во мраке ночи было видно, насколько он бледен.

— Руслан! Что случилось?

— Только не это, — ответил Руслан слабым голосом, — лучше козу.

Дальнейшие события развивались следующим образом.

В моздокском Военторге купили бушлат, армейские ботинки и вязаную шапочку. С ботинками проблем не было. С бушлатом тоже. А вот с шапочкой, как говорят в верхах, вышла накладка. Димин хайр никак не хотел под нее залезать. Точнее, залезал, но то один, то другой локон все время предательски вырывался на волю. Я даже развернул серьезную дискуссию насчет подстричься. Но натолкнулся на отчаянное и хорошо организованное сопротивление. Пришлось отступить.

Попытались действовать силой — методом запихивания волос под шапочку одновременно со всех сторон с последующей решительной утрамбовкой. Победа была достигнута, но какой ценой! Мало того, что Дима Мухин стал похож на гуманоида с огромной головой. Он стал похож на гуманоида с огромной ДЕФОРМИРОВАННОЙ головой — ветеран Звездных войн. Опять пришлось отступить.

Потом был найден компромисс — Дима согласился завязать волосы в хвост, а его запустить под бушлат. Получилось не очень, но все-таки лучше. По крайней мере, военные теперь начинали ненавидеть его только вблизи.

Следующий день ушел на фотографирование и оформление аккредитации. Поскольку из всех сотрудников в пресс-центре был один Костя, на этот процесс ушло совсем немного времени.

Стоит ли говорить, где мы проводили вечера? Руслан пытался знакомиться с официантками, но у него не получалось — все они были осетинками. Об альтернативном способе больше не заикался — страдал молча.

На третий день я решил, что пора продвигаться к театру военных действий. Хотя их все еще не было. Но надо же что-то делать!

Вот тут-то и начались трудности. Прежде всего, проблема была в транспорте. О гражданских нечего было и думать — не те времена. Да и, в конце концов, мы ехали сюда, чтобы работать совместно с военными! Освещать, так сказать, их боевые будни. Вот только военные об этом ничего не знали и к освещению своих будней не стремились.

Костя искренне пытался нам помочь, связывался с командирами, войска которых уходили из Моздока в сторону Чечни. Все бесполезно! Знать ничего не хотели. Журналисты? На хрен нам журналисты? Взять с собой? У нас других проблем нет?

Так прошло еще несколько дней.

Костя был растерян. Ему было неудобно. Он и сам толком не понимал, зачем сидит в этой дыре.

Я позвонил в Москву, Тане.

— Тань, это я, Крестовников.

— А, привет.

— А вы о нас не беспокоитесь?

— А что-то случилось?

— Тебя ничего не смущает?

— Что меня должно смущать?

— Ну, отправили целую группу, группа сидит в Моздоке, деньги расходуются, ничего не происходит.

— Ну…

Таня явно не знала, что сказать.

— Тань, а тут ведь про нас никто ничего не знает, никаких директив не было.

— Да ты не волнуйся, Кирилл, просто момент еще не наступил. Политическая ситуация…

Я закипел.

— Что политическая ситуация? Вопросы порешали? Проработали? «Добро» получили? Какими еще словесными шедеврами порадуешь? Если момент не наступил, че мы тут сидим? Мне в Москве есть где жить!

— Кирилл…

— Что Кирилл? Хочешь, я тебя тоже шедевром порадую? Задача продюсера — направить группу туда и тогда, где и когда ее присутствие необходимо!

— Кирилл…

— Пока, Таня. Я ухожу в автономку. До связи.

Положил трубку. Легко сказать — ухожу в автономку — пешком? Ох, август, Дагестан, я тогда думал, что мне трудно. Нет, это мне сейчас трудно.

Еще несколько дней тоскливого ожидания неизвестно чего. Бесплодные совещания с Костей. Впрочем, не такие уж бесплодные. Я от него кое-что узнал.

Вот-вот начнутся боевые действия. По плану войска будут продвигаться с запада и востока, навстречу друг другу. Западной группировкой командует генерал Шаманов, восточной — генерал Трошев. Города штурмовать не будут. Будут их блокировать. В том числе Грозный. Потом часть боевиков оттеснят в горы, а оставшихся, если не сдадутся, будут уничтожать в городах. То есть штурмы не исключены.

Когда все это начнется, сюда валом повалят журналисты. С тарелками. Костя уже получил соответствующие указания. А в перспективе вся журналистская тусовка вместе со штабами переберется под Грозный, в Ханкалу. Знакомое место, знакомый сценарий — в ту войну было точно так же.

Не знаю, была ли это военная тайна. Костя не сказал. А я не спросил.

— Сваливать надо, — говорю, — вот теперь точно сваливать. Когда здесь соберется тусовка — дурдом будет. Мне тассовками перебиваться как-то не хочется. А тарелка наша никуда не денется — вместе со всеми в Ханкалу переедет. Там мы к ней и присоединимся.