Чеченский бумеранг - Николай Иванов Страница 4

– Меня представите вы?

– Да, пойдемте.

Группа встретила их внешне равнодушно, хотя взоры подчиненных сошлись на Зарембе еще до того, как его представили. Командир – он и щит твой, и меч. Награда и взыскание. Будущее. Кучер твоих нервов. С кем поведешься, от того и наберешься. Пословица старинная, наверняка по другому поводу придуманная, но для армии более всего подходящая. Единственная оговорка – командира не выбирают, его всучивают как конфетку в неизвестной обертке: что-то есть, а вкус и сорт пока неизвестны…

– Ну вот вы и все вместе, – произнес Вениамин Витальевич, давая понять и командиру, что замен в группе не предполагается. – Задание в общих чертах вам известно: в отряде Одинокого Волка имеются документы, которые могут пролить свет на многие моменты войны в Чечне. В Кремле очень заинтересованы их получить. Надеемся на вас.

У Зарембы множество вопросов, на которые, – он не был наивен, – ответов не получить. Кому именно в Кремле потребовались документы? Эти документы – компромат на Чечню или на Москву? Чем обернется их добыча – миром или новыми боями? Кому подыгрывает его группа – интересам страны или мафиозной кучке дельцов, от которых Кремль совершенно не застрахован?

Задал два вопроса рангом поменьше и значимостью пожиже:

– Почему не посылают кадровых офицеров и как нас выведут на отряд Волка?

– С ним иногда переговаривается по спутниковой связи один из влиятельных российских бизнесменов. Так что в нужный момент точка переговоров будет зафиксирована с точностью до метра. А насчет армейского спецназа… Наверное, не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: официальная информация мгновенно становится известна чеченцам. А мы не должны дать им ни одного шанса перепрятать документы. Это пока все, что я могу вам сообщить.

Помолчал, посмотрел на часы, словно именно они отмеряли время на подготовку:

– У вас одна неделя. Все, что необходимо – питание, снаряжение, оружие, – будет выделено по первому требованию. Желаю успехов.

Поднял, прощаясь, руку, засучил ножками к оставленной на обочине дороги машине. Спецназовцы молча проводили его взглядами. Когда БМВ скрылась за створками полигонных ворот, все повернулись к командиру: давай, пробуй командовать. А мы посмотрим.

– Что смотреть, – прекрасно понял их Заремба. Хуже всего, когда командир приходит в группу последним и невольно чувствует себя новичком. – Времени мало, а то, что увидел со стороны, ниже всякой критики. Извините, но буду говорить жестко. Если хотим вернуться живыми…

– И что же у нас… ниже критики? – поинтересовался ухажер Марины.

– Сегодняшняя ваша подготовка позволит бороться с неплохо обученной группой противника, но оставляет мало шансов выйти победителями. Меня же волнует конечный результат.

Чувствуя, что подчиненным неприятно с первой минуты слушать его замечания, тем не менее сказал и о медлительности, и о разобщенности.

– А сами вы откуда, позвольте поинтересоваться? – продолжал допытываться Волонихин.

– Спецназ ГРУ, Главного разведуправления Генерального штаба.

– А-а, – протянул Иван, и непонятно осталось, удовлетворен он ответом или взыграла-таки ревность, что над ним, «кагэбешником», начальником встал конкурент по разведке.

– Продолжим тренировку. А с завтрашнего дня переходим на казарменное положение. Состав группы буду утверждать накануне вылета в Чечню.

Здесь Заремба чувствовал себя уверенно. Пусть Вениамин Витальевич хоть весь Кремль привезет на смотрины, он согласится пойти на операцию только с теми, кого сам посчитает нужным взять.

* * *

В этом не сомневался и я, успевший узнать Зарембу во время своих предыдущих командировок в его бригаду спецназа. Собирал я материал для женского журнала, которому, если честно, побоку были армейские проблемы. Но читательницы затеяли на его страницах дешевенький, сентиментальный спор: может ли быть настоящая любовь у военных? Редактор почувствовала жилу и уйму новых подписчиц и бросилась на разработку шельфа с восторженными глазами гимназистки. Я баловался лирическими заметками в военных газетах, там меня и разыскали.

– Надо помочь женщинам. – Давая согласие на командировку от чужого журнала, главный редактор не забыл подмигнуть: – Только ты смотри, держи марку. А если надо, то и покажи, как любят военные.

А с просьбой женского журнала поехал в спецназ ГРУ – к этим разведзверям, вдоволь помотавшимся по всем горячим точкам бывшего Союза. Дня два или три лазил вместе со взводами и ротами по чащам и оврагам, пил спирт и болотную воду, ел галеты и мокриц, спал на деревьях привязанным к стволам и не спал вообще. Про душевные россказни, нужные журналу, временно не заикался, и меня, как говорится, спецназовцы по полной программе водили мордой по стиральной доске, показывая боевое мастерство и умение. Думали, готовлю материал для «Красной звезды». А мне нужны были душа, лирика…

Попался сам комбриг Заремба, и то в последний день. Не усмотрел подвоха в «женском вопросе». После окончания учений и кружки спирта разбередил – не без моей помощи – свою душу. Начал с шуточек, ухмылочек, – как о чем-то давнем и несуразном, несущественном для армейской печати. И которое, если уж забывается им самим, наверняка забудется корреспондентом, утром уезжающим из рязанских лесов в благополучненькую столицу.

Только корреспондентом ничего не забывается. Тем более в руки шло как раз то, ради чего затевался весь сыр-бор. И лишь комбриг ушел спать, я вместо своей «спокойной ночи» принялся записывать в блокнот только что услышанное – от имени самого Зарембы, дабы придать материалу большую достоверность.