Честный враг - наполовину друг - Сергей Самаров Страница 4

– Профессия? – задал он мне вопрос, заполняя обязательные графы протокола.

– Людовед, – пошутил я, и увидел, как мент автоматически пишет в соответствующей графе – «Людоед».

Он написал, перечитал, подумал несколько секунд, потом с легким испугом посмотрел на меня. Но я кусаться не торопился, наслаждаясь моментом, как ребенок конфеткой.

– Чего-чего? – переспросил наконец мент.

– Вы о чем? – сделал я вид, что не понял.

– Профессия, я спросил.

– Людовед... Людей ведаю.

– Это как?

– Я доктор социальной психологии.

– Доктор. Врач, значит... А что ж ты... Вы то есть... Что мне, протокол переписывать?

Капитан вздохнул так, словно жить больше не хотел.

– Зачем переписывать? – я сделал вид, будто удивился. – Я не врач. Я психолог, доктор социальной психологии. Изучаю поведение людей в обществе.

– А зачем это изучать?

Мент, как ему и полагается, оказался очень дотошным.

– Надо, – сказал я уверенно и твердо. – Так надо.

Он мне поверил.

Когда люди уверенно говорят, им всегда верят. Даже если знают, что им говорят неправду. Верят в душе, хотя внешне не всегда это показывают. В большинстве своем люди – большие дураки. И, чтобы это не было сильно заметно со стороны, показывают, что не верят. А в действительности все наоборот...

– Так что же с протоколом? – спросил мент.

– Пусть так и останется. Я действительно – людовед.

– Так здесь же написано – «Людоед».

Я махнул рукой.

– И пусть. Кто это читать будет?

– А подпишете? – спросил капитан с надеждой. Ему очень не хотелось переписывать бланк протокола. Несколько строчек, но доставляют ему, видимо, большие мучения.

– Подпишу.

Вот так я и стал Людоедом. Протокол потом прочитали, и ошибка капитана дала мне официальное прозвище.

* * *

Тогда, беседуя с капитаном, я не знал, что из-за этого прозвища у меня начались большие неприятности, и, с прозвищем или без него, намеревался продолжить работать преподавателем психологии и даже рассчитывал на быстрый карьерный рост и звание доктора наук в тридцать два года. И диссертацию при этом я должен был защищать не где-нибудь, не в своем вузе, а в Лондоне. Но со своими планами я вынужден был уже вскоре расстаться, хотя там, в транспортной милиции, ничто не говорило о скором повороте судьбы. Капитан на прощание, даже как-то виновато, провел неприятную процедуру. Сводил меня в соседний кабинет, где я вынужден был оставить свои отпечатки пальцев.

– Стандартная проверка, – заверил меня капитан. – Добропорядочному гражданину это ничем не грозит. Вам ведь нечего бояться?

Бояться мне было нечего.

Так я по наивности думал...

События начали развиваться через день, который я провел дома, отдыхая после утомительной подготовки к защите диссертации и волнений самой защиты. Тема диссертации в восприятии была довольно сложной, особенно для западной модной модели равноправия полов. В Великобритании моя тема, помимо всего прочего, шла в противоречие с конституцией Соединенного королевства. Там, на западе, вообще все, что направлено против эмансипации, определенной аудиторией воспринимается в штыки. А те, кто мысленно мог бы меня поддержать, предпочитали молчать, чтобы не быть обвиненными во всех смертных грехах. И меня заранее готовились обвинить в восточном восприятии традиций культуры и в пропаганде этих традиций. Ведь современная Великобритания буквально наводнена выходцами из восточных стран, и их отношение к женскому полу англичан сильно раздражает. И наверное, не случайно оба оппонента у меня оказались женщинами и при этом профессорами с известными в международном социологическом мире именами и кардинальными суждениями. Но я и к этому хорошо подготовился, заранее проштудировав несколько наиболее известных работ своих оппонентов и уловив их слабые и сильные стороны. И самой слабой стороной во всех их суждениях я видел стремление выдавать желаемое за действительное. То есть опору на умозрительное восприятие отношений полов в социуме. Я же рассматривал эти отношения на основе многочисленных опытов, проведенных у себя в вузе, где мы в лаборатории рассматривали разницу в восприятии одних и тех же мелких и крупных событий девочками и мальчиками, мужчинами и женщинами. И регистрировали с помощью энцефалограммы возбуждение соответствующих участков коры головного мозга. Разница была огромная, и опыты наглядно показывали, как женщины и девочки демонстрировали испуг и нервные реакции там, где мальчики и мужчины проявляли решительность и стремление действовать. И я твердо был убежден в неспособности женщин к руководящей роли, доказывая, что женщина в этой роли перестает быть женщиной, и в ее организме вырабатывается тестостерон, мужской гормон, порождающий агрессивность поведения, рост волос на теле и лице.

Естественно было предположить, как возмутили моих оппоненток, гордых хотя бы своим недавним премьер-министром женщиной, мои выкладки. Они даже приняли за оскорбление мою шутку, что никто не знает, брилась ли госпожа Тэтчер перед выступлениями в парламенте. Но английскую королеву я предпочел не задевать, тем более что она имеет только формальную власть. Тем не менее все мои утверждения были подтверждены многочисленными и многолетними лабораторными испытаниями. И все доказательства я представил в качестве анализов. На это оппоненткам возразить было нечего. Я победил, и защита прошла успешно. Мне оставалось только крылья за спиной почувствовать, чтобы взлететь, но тут мне позвонила из Лондона жена. И только я взял трубку, как раздался долгий и требовательный звонок в дверь. Тройной звонок. Так могли звонить лишь в чрезвычайных ситуациях. Я попросил жену подождать и пошел открывать. За дверью стояли вооруженные люди, они сразу уткнули мне в ребра автоматные стволы...

* * *

– Интересно, как вы с такими стеклами проходили техосмотр? – бесстрастно и вежливо спросил инспектор дорожного движения, внимательно рассматривая сначала мои документы, потом документы на машину.

– Молча, – сказал я и улыбнулся, чтобы мой ответ не показался грубостью.

А что я мог сказать? Не объяснять же ему, сколько стоит прохождение техосмотра, когда машина на пункт даже не пригоняется. Просто показываешь документы, платишь и получаешь талон. Да он и сам это, надо полагать, знает хорошо. Может быть, даже лучше меня, поскольку я четыре года не садился за руль, следовательно, четыре года техосмотр не проходил.

– Будем протокол составлять...

Это он так предупреждает. Он предлагает составить протокол, и на это предложение я, естественно, должен предложить ему для начала небольшую сумму. Ну, так, рублей двести. Он обязательно скажет при этом, что за двести рублей рисковать своими погонами не собирается. Так всегда бывает. Но за пятьсот, как показывает практика, рисковать будет. Эти расценки работают в южных регионах, а в Москве, пожалуй, с пятисот начинают и выше тянут. Но это зависит уже от жадности самого инспектора.