Выбор оружия - Александр Проханов Страница 4

– Невероятно, Виктор! Когда приглашал тебя, не верил, что ты прилетишь! Не верил, что такое возможно! Пускай другие охотятся на антилоп в Кении или на медведей в вашей холодной Сибири. Мы же поохотимся с тобой на бабочек в африканском буше. Уверен, ничто не сравнится с нашей охотой!

– Признаться, я тоже не верил в возможность встречи. Думал, так и будем с тобой всю жизнь обмениваться бандеролями. Ты – мне своих бабочек, я – тебе. Но вот случилась командировка, и мы смогли повидаться.

– Два совпадения. Тогда, в Брюсселе, в музее, у стенда с африканскими бабочками. И теперь, в Луанде, на берегу этой чудесной лагуны. Слишком много совпадений, не так ли? Похоже, Господу Богу угодно, чтобы мы постоянно встречались.

– А помнишь ту красную нимфалиду, похожую на крохотную средневековую алебарду, которой ты восхитился, и я откликнулся на твое восхищение? Именно так началось наше знакомство. На следующий год я оказался в Нигерии. Там наши фирмы строят нефтепровод. Я писал очерк об этом строительстве, а в свободное время в джунглях ловил бабочек. И представляешь, поймал эту красную нимфалиду. Она у меня в коллекции. Гляжу на нее и вспоминаю нашу брюссельскую встречу.

Они смотрели друг на друга, улыбались, наслаждаясь этим невероятным стечением обстоятельств, позволившим им повидаться опять. Двум знатокам и ценителям, одержимым утонченной восхитительной страстью, отличавшей их от остального человечества. Эта страсть делала их членами тайного ордена, приобщала к сокровенному братству, эмблемой которого служил сачок, накрывший разноцветную бабочку.

– Значит, ты получил задание написать о войне в Анголе. – Маквиллен наливал ему в бокал черное густое вино, роняя на скатерть рубиновую каплю. – В Лубанго, куда мы летим, идут боевые действия. Совместишь работу и развлечение. Пойманные бабочки будут одновременно твоим военным трофеем.

– Но почему ты выбрал именно Лубанго? Стоит ли тебе так рисковать? – Белосельцев пригубил вяжущее ароматное вино, глядя на медленные водяные круги, волновавшие розовое отражение. – Ведь есть спокойные, не охваченные войной районы.

– Мне надо быть в Лубанго. Моя фирма поставляет туда оборудование. После ухода португальцев город приходит в упадок. Я заключил хороший контракт. Тоже хочу совместить работу и развлечение.

Они радовались встрече, ухаживали один за другим. Подливали в бокалы вино, подкладывали ломтики фруктов. И едва заметно, ухаживая и улыбаясь, изучали друг друга. Летательный аппарат, построенный из блестящего сплава, имел особую конструкцию фюзеляжа и крыльев, пределы высоты и скорости, был оснащен скорострельным вооружением и системами наведения. В эти минуты он не летел, не стрелял, не уклонялся от зенитных ракет на крутых виражах. Белосельцев пользовался минутами покоя, чтобы изучить самолет.

– Видимо, ангольцы действительно остро нуждаются в умывальниках и кондиционерах, если приглашают тебя из враждебной страны и обеспечивают тебе безопасность, – удивлялся Белосельцев, не скрывшая тонкой иронии. – Ты устанавливаешь в провинции Кунене сантехнику, а в это время твои соотечественники из батальона «Буффало» громят ее из артиллерии и минометов. Прежде всего мне предстоит все это понять.

– Постепенно ты все поймешь. – Маквиллен откликался на его иронию острым веселым блеском зрачков. – Кстати, о твоих репортажах. Я запросил по компьютеру тексты твоих работ. Две из них мне перевели на английский. О боях в Афганистане и о возможности большой войны в Кампучии. Ты пишешь с таким знанием дела, что я подумал, уж не военный ли ты.

– Да нет, просто репортер, пишущий на военные темы. Но если ты оценил военные достоинства репортажей, может быть, ты сам офицер?

– В ЮАР все белые – офицеры. У наших границ расположено пять черных прифронтовых государств. Это побуждает нас быть офицерами.

Они обменялись первыми, едва уловимыми сигналами, нащупывающими и угадывающими. Как два самолета, разделенных пустотой. Оба посылают в пространство волны радаров, просматривают пустынную необъятную сферу и вдруг обнаруживают слабый отраженный сигнал. Узнают о существовании друг друга. Еще не враги, еще не готовят оружие к бою, но уже чутко ищут друг друга, исследуют, направляют приборы опознавания и наведения.

За белыми колонками балюстрады, у кромки вялой, стеклянно плещущей воды, рос куст, глянцевитый, ветвистый, с купами желтых мохнатых цветов. Из теплого, душистого воздуха прилетали бабочки. Падали на цветы, жадно, страстно мяли их, обнимали, впивались в желтые сочные соцветия. Были видны их черно-желтые сильные крылья, заостренные кромки, нетерпеливые цепкие лапки и дрожащие усики.

– Не доверяй первым впечатлениям, Виктор. – Маквиллен уловил нетерпение Белосельцева, его устремленный на бабочек взгляд. – Завтра ты будешь приглашен на государственный праздник. Увидишь парад, манифестацию. Суровое, аскетическое руководство воюющей страны. А вечером, на приеме, ты увидишь тех же людей, но в узком кругу, вне глаз народа, и это будут совсем другие люди, иные разговоры, иные туалеты. Их солдаты воюют с нами, но наши ювелиры продают им бриллианты. Вы предлагаете им социализм и танки, а мы предлагаем им роскошную сантехнику и бриллианты. Они обманывают и вас и нас. Мы можем это понять и договориться.

Это был второй сигнал. Уловленная, засвеченная на экране цель начинала слабо мерцать, осторожно излучала невнятную информацию.

Из бирюзовой лагуны, как белая сияющая торпеда, оставляя водяную мятую яму, вылетел тунец. Окруженный солнечными брызгами, замер в воздухе, медленно разворачиваясь глазированным телом. Секунду висел, как длинное, отражавшее солнце зеркало. Рухнул обратно в воду, сомкнул над собой темный всплеск. Расходились бело-голубые круги. Стоял на отражении розовый город. Бабочки бесшумно налетали на цветы, падали в сладостные купы и тут же улетали обратно. Все это были знаки, сигналы, адресованные ему, Белосельцеву. О чем-то предупреждали, куда-то влекли.

– Все африканские лидеры, которые начинали борьбу с англичанами, португальцами и бельгийцами, получили власть. Они сидят в президентских дворцах, оставленных им генерал-губернаторами. Мы находим с ними общий язык. Позволяем размахивать красными флагами и развешивать на фасадах портреты Маркса и Ленина. Но бриллианты они получают от нас, роскошные лимузины – от нас, и мы добываем на их территориях нефть и уран. Один только Сэм Нуйома никак не вернется в Намибию. Он состарился и живет, как приживалка, у своих удачливых друзей, то в Анголе, то в Мозамбике, то в Гвинее. Мечтает о дне, когда на белом «Линкольне» въедет в Виндхук, а пока посылает в Намибию своих партизан, и они там взрывают водопроводы и высоковольтные мачты. Он неуступчив, не идет на контакты, и иногда кажется, что его может сделать сговорчивым только пуля.

Это был третий сигнал, который послала цель, лежащая на встречном курсе. Этим сигналом она давала понять, что под крыльями у нее подвески с ракетами, бомбовые люки заряжены и на радарах, среди туманных мерцаний и вспышек, видны объекты, предназначенные для уничтожения. И один из объектов – Сэм Нуйома, штурмующий Намибию с партизанских баз, расположенных под Лубанго. Туда, в африканский буш, в окрестности пустыни Намиб, они поедут с Маквилленом на охоту за африканскими бабочками.