Слепой. Лунное затмение - Андрей Воронин Страница 4

Слушатели нехотя закивали головами в знак согласия. Лектор сделал паузу, давая им время на то, чтобы озвученный посыл укрепился в почве их сознания, открытого сейчас для любых экспериментов.

— Но, если человек умирает, — подал голос кто-то из зала, — то он не только прекращает беспокоить, но и перестает давать близким то, что давал, то есть перестает поставлять то, из-за чего его ценили, и вот в этом как раз случае, как я понимаю, наступает упомянутая пустота.

— Согласен! — как будто только этого и ждал, поддержал его лектор. — Но посмотрите, опять же, на природу этой пустоты! Наши близкие привыкли брать. Нашу энергию, наш ум, наши таланты, наше хорошее настроение. И вдруг отрезают привычный канал, по которому им поступали эти питательные элементы. Конечно, у любого живого организма может наступить агония. И чем больше зависели от нас наши близкие люди, тем больше они будут болеть, когда нас не станет.

Слушатели немного расслабились, увидев, что ведущий вроде не собирается полностью нивелировать значимость каждого из них для семьи и друзей.

— Но! — лектор высоко поднял указательный палец, подчеркивая мысль, которую намеревался высказать дальше. — С другой стороны, получается, что чем больше мы заботимся о своих близких при жизни, тем больше вероятность грандиозного страдания после нашей смерти. Давайте представим себе ребенка, готового родиться. Вот он еще в утробе. Через пуповину он получает от матери именно то, что ему надо, именно столько, сколько надо. Заметьте, он не заботится о том, хватает ли самой матери микроэлементов, не заботится о том, сколько он причиняет ей боли. Это все благодаря основному инстинкту — инстинкту самосохранения. Он просто берет то, что ему необходимо.

— Вы прямо монстра какого-то изобразили! — недовольно пробурчала молодая женщина в первом ряду. — Как будто чудовище какое-то злобное и чужеродное внутри нас развивается!

— А по-моему, похоже, — усмехнулся прыщавый длинноволосый юноша.

— Девушка, разве вы раньше не знали, что именно так ведет себя ребенок во время своего развития в утробе матери? — возмутилась полногрудая, сильно накрашенная матрона рядом с девушкой.

— Знала, конечно, но мне это никогда не казалось чем-то таким ужасным. Так должно быть, потому что он маленький и сам еще не может…

— А высасывать из матери энергию он может?! — продолжала свое воспитание матрона.

— Но природа дает матери дополнительные ресурсы, организм перестраивается, даже обновляется; как говорят врачи, он так меняется, что способен работать на двоих…

— Ну вот, — присоединился к спору потный лысый мужчина, — «работать на двоих»! Один за двоих! Разве справедливо?

— Вот-вот! — благодарно повернулась к нему матрона. — К тому же насчет обновления хочу добавить. Волосы ломаются, зубы летят, глаза от тяжести вваливаются, ноги отекают. Это все, по-вашему, дамочка, на улучшение работает? Нет, я согласна с уважаемым Игорем Леонтьевичем в том, что ребенок истощает организм матери.

— Друзья мои, давайте не будем постоянно впадать в крайности. Что одна крайность, что другая — это всего лишь выбор цвета морали. Юной девушке сейчас полезно думать, что все романтично, потому что ее сама природа готовит к тому, чтобы она стала матерью. Ее сейчас надо убеждать в том, что это — хорошо и правильно. Женщина постарше уже свободна от природной программы деторождения, потому что свое отработала, она может посмотреть на все в другом свете. Но я не собирался ни критиковать дитя, ни романтизировать. Я говорю голые факты. Пойдем дальше. Как только ребенок рождается, ему обрезают эту самую пуповину, по которой поступало питание его жизни. Ребенок возмущается. Все изменилось. Его не спросили. Питающую машину от него отрезали. Нет ее больше, привычной! Нет, значит, умерла. И вот с первым вдохом он должен учиться другой жизни. Вдумайтесь: другой! Другой жизни.

Зал молча смотрел на лектора Игоря Леонтьевича, тот молча смотрел на зал. Когда люди снова начали шевелиться, движимые любопытством и желанием узнать, к чему же он клонит, мужчина резко повернулся к своему столу, не спеша подошел, сел на крышку столешницы и только после этого продолжил уже другим тоном:

— Так вот, друзья мои, все, что происходит между человеком и его близким окружением, подобно тому, как рождается ребенок. Человек тут — пуповина или, если хотите, мать, поставляющая нужные окружению элементы жизни, а его близкие, так сказать, — это и есть этот самый ребенок, этот самый потребитель. И когда человек умирает, уходит, близкие как бы оказываются вынуждены учиться быть самостоятельными. Они начинают жить свою жизнь.

— То есть если мы умираем, то это благо для них?

— Если хотите, то да. И смотрите, что тут есть еще. Когда ребенок родился, он включает собственные механизмы выработки нужных элементов. Делает он это, опираясь на полученное, но уже учится строить себя сам. Так же с нашими друзьями. Мы заложили в них то, что начнет самовоспроизводиться и развиваться в новые формы — новые идеи, лучшие способности, более высокий опыт — сразу, как только перекроется автоматический приток извне…

— Хитро придумано! — удивился прыщавый юноша.

— Законы Космоса, молодой человек, — это законы, и работают они везде, потому что Космос — везде, он и в материи, и в сознании, и в рациональном расчете.

— А что, простите, с концом света в отдельно взятой стране? — нерешительно напомнила о себе старушка-мумия.

Лектор закивал головой, встал со стола и снова обратился к аудитории слушателей:

— Одна страна давала всем другим свою культуру, свои продукты, участвовала в политической жизни, делилась опытом в решении вопросов в социальных сферах. И вот страны не стало. Что будет происходить?

— Другие начнут думать своей головой, — саркастически предположил потный лысый мужчина.

— Вообще-то, да. Именно так и будет. Но тут есть еще одна хитрость. Кто скажет, чем принципиально отличается страна, если мы берем народ и если берем территориальную единицу, от отдельно взятого человека?

А зале повисла тишина.

— Ну, что же вы такие нерешительные? — улыбнулся лектор. — Всё проще простого. Когда умирает человек, никак не могут остаться от него самостоятельно живущие руки, ноги, голова, простите за грубоватость этого образа. Но когда, как вы говорите, погибает нация (ну, если вам кажется, что слово «нация» слишком громкое, то скажем, что когда погибает в катаклизме страна), то все равно остаются представители этого народа. Будьте уверены, сегодня не случится так, как было в Помпее. Впрочем, очень может быть, что и в Помпее многие спаслись. А многие подданные той же британской королевы уже сейчас живут и работают в других странах. И что бы ни происходило на острове, в любом случае будет достаточно времени, чтобы спасти многих. Ну и если земля этого острова уйдет под воды океана, то это еще не конец земли. Планета останется, и суша останется. Так что, дорогие мои, в отдельно взятой стране возможен только катаклизм.

— Тогда получается, — предположил прыщавый юноша, — что обещаемый конец света — это обязательно для всех?