Призраки Лондона - Александр Афанасьев Страница 38

Но если я выполню приказ, привезу Лося в Россию, хоть как, хоть тушкой, хоть чучелом — думаете, у нас начнется расследование? Да как бы не так. Это все заметут под ковер. Потому что так проще. Потому что подобные расследования начинаются тогда, когда информация попала в прессу и ее уже не остановить. Как с теми астраханскими чиновниками — любителями детей…

Заткнут рот. И ему и мне.

* * *

Так получилось, что под утро я все-таки заснул, заснул больным, нехорошим, тревожным сном. Потому то попал я в Скотланд-Ярд уже к обеду. По нашему времени обед, здесь это поздний завтрак. Кстати, не верьте советским учебникам английского, обед в Англии, это не dinner, а lunch, причем он позднее нашего обеда. А между breakfast и dinner есть еще поздний завтрак, называемый brunch — чтобы дотянуть до обеда. Бранчуют те, кто утром ест не английский «завтрак пахаря», а континентальный, легкий завтрак, завтрака пахаря вполне на половину дня до lunch хватает. А кроме того есть еще five o‘clock tea или просто tea. Это чай между lunch и dinner с сухим бисквитом или чем-то вроде этого.

Вот как раз между brunch и lunch я и добрался до Скотланд-Ярда.

Заглянув в помещение оперативной группы я не нашел там коммандера Боула — а информацию я думал отдать именно ему, хорошему копу, которому не все равно что происходит на лондонских улицах — но его я не нашел. Потому я направился к комиссионеру Рид, надеясь либо найти его там, либо узнать, куда коммандер подевался.

В кабинете у комиссионера Рид был человек, которого я не знал. Увидев меня, они оборвали разговор на полуслове. Плохой знак, хотя в случае с русским другого и ждать не стоит.

— Прошу прощения…

— Где вы были? — недовольно спросила Рид

— Далеко от Лондона. Я надеялся найти коммандера Боула

Я посмотрел на незнакомца, давая понять, что разговор при нем не уместен. Но Рид не отправила его из кабинета

— Да… это коммандер Том Гастингс, он заменяет коммандера Боула. Том, это полковник Яров, он представляет российскую сторону.

— Очень приятно.

Гастингс протянул мне руку. Он был похож на Брюса Виллиса в его молодые годы.

— И мне тоже. Но что с коммандером Боулом?

— Его сбила машина. Он в больнице, в тяжелом состоянии.

Я насторожился.

— Как это произошло? Когда?

— Позавчера. Он переходил дорогу рядом со своим домом, попал под машину. Водитель скорее всего просто не увидел его, было темно. Потом запаниковал и скрылся

— Черт… — вполне искренне сказал я — он выживет?

— Полагаем, что он вне опасности, но лечение потребуется длительное. Вы хотели что-то передать, какую-то информацию?

— Да… теперь я знаю мотив.

— Откуда вы его знаете?

— От Лосева.

Я достал телефон.

— Я виделся с Лосевым.

Немая сцена.

— Когда?

— В отеле, — сказал я, — он поджидал меня в номере

— И вы ничего не сделали? — спросила комиссионер Рид.

— А что я должен был сделать? У него был пистолет, а у меня — нет, по вашей милости. Что я. По-вашему, я должен был на пистолет броситься? Пистолет инструктора спецназа?

Комиссионеру Рид потребовалось несколько секунд, чтобы принять решение.

— Нет, конечно же, нет, — сказала она, — мы не вправе ждать от вас чего-то подобного.

— Поверьте, мне самому это не доставило ни малейшего удовольствия. Я не люблю, когда меня держат на мушке. И не люблю упускать преступников.

— Вы должны поработать с нашим художником, — сказал Гастингс, — ваши сведения относительно того как он выглядит сейчас могут быть очень ценными.

— С этим потом. У меня есть голос Лосева, записанная пленка, где он объясняет мотивацию того что он делает?

— И какова же она?

— Торговля детьми.

…

— У Лосева был друг. Сослуживец. Он умер, его сын остался с матерью, но она тоже умерла. Когда Лосев узнал обо всем, он пытался усыновить ребенка — но не смог, потому что у него не было полноценной семьи. Пока он продирался через бюрократические преграды, ребенка отдали на трансграничное усыновление. Ничего нельзя было сделать. Лосев долго искал его, но не нашел. Зато он выяснил, в конце концов, что ребенок не был усыновлен законным образом, он попал в руки высокопоставленных педофилов и скорее всего, был убит. Это произошло здесь, в Великобритании. И один из организаторов этого транзита — сэр Кристиан Донохью, он был начальником станции СИС в Москве в начале девяностых, скорее всего тогда же и вышел на русскую организованную преступность, на мафию. Лосев пытал Донохью чтобы получить ответы на вопросы и получил их — списки элитных групп педофилов со всего Соединенного королевства, виновных в многочисленных преступлениях против детей. Лосев назвал мне имена. Они здесь, на этой записи. Лосев так же передал запись допроса Донохью, на котором тот признается в тяжких преступлениях. Нужно возбуждать еще одно уголовное дело — по преступлениям против детей.

Гастингс и Рид смотрели на меня. Потом комиссионер Рид осведомилась:

— Вы шутите, полковник?

— Это не шутки.

Высокопоставленные британские полицейские молча смотрели на меня. Я бросил телефон на стол.

— Это преступления против детей. Против детей, вы понимаете? Этому надо дать ход.

— Это заявление человека, находящегося в розыске за жестокое убийство, — прервала молчание комиссионер Рид — ни один суд не примет такое заявление.

— Какой суд? О каком суде мы говорим? У вас в стране действует банда педофилов. Пропадают дети. Это основание для возбуждения уголовного расследования.

Британцы молчали — и с каждой секундой мне все было яснее и яснее.

— У вас есть дети? — спросил я начальницу полиции Лондона

И тут же вспомнил — ее досье, которое я смотрел еще в Москве. У нее нет детей. Ее партнершу зовут Хелен…

Я перевел взгляд на коммандера Гастингса. А у вас есть дети, коммандер? Или вашего гражданского партнера зовут Пол или Том? И именно потому коммандер Боул в тяжелом состоянии в госпитале, а вы приняли на себя его обязанности?

А, коммандер?

Я вдруг понял, что нахожусь в логове упырей. Не людей. А именно упырей. Уродов, пьющих детские жизни. Или помогающих уродам пить детские жизни.

— У меня нет детей — сказала мисс Рид

— Ну, хорошо…

Я сделал попытку забрать телефон, но коммандер Гастингс опередил меня. Улыбка у него была… ехидно-мерзкой, я бы сказал.

— Это мой телефон.

— Извините, сэр — заявил коммандер, пряча телефон в карман, — теперь это доказательство по делу об убийстве.