Ненужное зачеркнуть - Андрей Дышев Страница 37

– Это не я…

Неимоверных усилий стоили мне эти слова! Я произнес их и сразу же почувствовал, как неубедительно они звучат. Женщина покачала головой, выронила сумку на пол и попятилась.

– Не приближайтесь ко мне, иначе я буду кричать! – произнесла она.

Она не сводила с меня обезумевших глаз и шаг за шагом отступала к полочке с телефоном.

– Я только что зашел, – попытался объясниться я.

– Не шевелитесь! – проговорила она на еще более высокой ноте. – Только посмейте сделать шаг!

– Я товарищ Алексея! – клялся я. – Для меня самого это страшная неожиданность…

– Молчите!!

Продолжая смотреть на меня, женщина потянулась рукой к телефону, сняла трубку. Идиотка! Если бы я был убийцей, то после такого жеста у нее не осталось бы ни одного шанса уцелеть! Дрожащим пальцем она стала крутить диск, набирая номер милиции. Я кинулся на нее. Женщина завизжала как резаная. Я схватил с полочки аппарат и швырнул его на пол. Мелодично звякнув, он рассыпался на мелкие кусочки. Женщина включила свою голосовую сирену на полную мощь. От такого сильного и жуткого крика мне стало дурно. Я обхватил орущее лицо ладонями и затряс:

– Я не убивал его!! Не убивал!!

Она уже ничего не соображала, бесполезно было убедить ее в чем-либо. Откинув ногой спортивную сумку, я пулей вылетел из веранды и ужаснулся тому, как хорошо был слышен вопль женщины в саду и даже у калитки. Я молил бога, чтобы никто не заметил, как я выхожу из этой проклятой дачи, но, видимо, все беды земли притянулись сегодня ко мне. Едва закрыл за собой калитку, как увидел любопытную физиономию загорелого, как картофелина, старичка, который подглядывал за мной из-за туалета на соседнем участке. Я прошел несколько шагов по дороге и тут же почувствовал на себе пронзительный взгляд полной женщины в спортивном трико, выглядывающей из-за кустов малины.

Мне хотелось и рычать, и плакать от досады. Правильно, привлекай к себе внимание, собирай свидетелей! Таиться уже не было смысла. Я засветился, как фотопленка, выдернутая из кассеты под лучами солнца. Плюнув на все, я побежал к лесополосе. Я ничего не должен был слышать, кроме свиста ветра, частых ударов сердца и шумного дыхания, но у меня в ушах по-прежнему стоял истошный вопль сестры убитого артиста. Но почему я сетую на случайность, на злой рок, а не виню себя? Ведь предполагал, что может приехать сестра. Не исключал, что мы с ней столкнемся на даче лоб в лоб… Да, это все верно. Но разве я мог предположить, что Алексея убьют? Мог?

Я забежал в заросли акации и как подкошенный упал на землю. Я лежал на горячей земле и хрипло дышал, словно загнанная лошадь. Что случилось? Убийца обнаглел вконец и потерял рассудок от неуемной жажды крови? Или же это логическое и планомерное уничтожение всех тех, кто каким-либо краем, своей тенью, своим вздохом прикоснулся к его тайне? Мне известно, что убийца следил за квартирой Алексея, следил из того же оконного проема, на котором совсем недавно восседал и я. Ему, как и мне, не составило большого труда разыскать дачу, где прятался Алексей. И уж конечно, ему нетрудно было убить этого неповоротливого, длинного, как сухая жердь, недотепу, порхающего в своем фантасмагорическом, наполненном радужными флюидами мире.

Я думал о том кровавом кошмаре, который совсем недавно случился в красивом домике, похожем на театральную декорацию для сказки. И был готов лупить себя кулаками по лицу, чтобы ни на мгновение не забывать о презумпции, но разве помогло бы это выскоблить из сознания образ Макса? Когда я представлял, как убийца врывается в дачный домик и проламывает несчастному артисту голову, мое воображение ставило на эту роль Макса. Но как можно было поверить в это! Разве способен рассудок осознать ту истину, что я ничего не понимаю в людях, что я безумно ошибался в них, ибо всякий из них – непредсказуемое, непрогнозируемое, ненадежное существо, способное на полный спектр человеческих пороков и грехов?

Опять напомнил о себе телефон, и опять на дисплее неизвестный номер. Но к черту мои опасения! Правильно сказала Татьяна: страшнее того, что уже есть, не будет. Игра приняла запредельные правила, и я вынужден их принять. Я должен раскрыться, обозначить себя, чтобы увидеть моих врагов в полный рост.

– Кирилл Вацура слушает, – представился я.

Вместо ответа – кашель, пауза недоумения. Затем – голос подростка, полный напускной небрежности и высокомерия:

– Я по объявлению… Не ошибся?

– Не ошибся.

– Ну что тут… Короче, есть запись, которая вам нужна. Штукарь баксов.

– Что?

– Тысяча баксов, говорю! – громче повторил подросток.

– А не продешевил?

В трубке раздался презрительный смешок.

– В газете сказано: куплю за большие деньги. Так что это я не придумал. За базар отвечать надо. Большие, я так понимаю, это значит не маленькие… Ну так как, берем?

– А ты уверен, что это то самое выступление?

– Гарантирую! Я ж не обдолбанный какой, чтоб ради бабла головой рисковать. Короче, если надумаете, то я буду ждать вас через час на первой платформе вокзала. На мне красная майка и бежевые шорты. На плече татуировка в виде паучка…

Я отключил телефон. Кассета с записью выступления моего незадачливого двойника, который ушел из жизни так страшно. Она мне нужна? Если я уже априори знаю, что стрелял, топил, отравлял, проламывал голову Максим Сарбай, то для чего мне теперь кассета? Или же во мне еще теплится уголек надежды, что все эти жуткие безобразия творил некто другой, неизвестный мне человек, у которого выступление в летнем театре вызвало звериную боль и жажду мести?

Я подозревал Максима, но с какой неудержимой силой хотел убедиться в обратном! Из обличителя я превращался в его адвоката – безудержного фаната, работающего бесплатно, за голую идею… Через час, на первой платформе вокзала. Надо поторопиться. Шанс, что по записи мне удастся определить причину гнусного террора, был ничтожен, но его все же следовало использовать. Тысяча долларов – цена за такой ничтожный шанс была слишком велика, но мне ничего не оставалось, как согласиться.