Кома - Сергей Анисимов Страница 32

Николай с полминуты оторопело разглядывал цифру «6», а потом сменившую её надпись «выньте карточку» на дисплее таксофона, прежде чем повесил трубку. Вот такая она, реальная жизнь. Это тебе не Донцова, героини которой, стоит им с кем-нибудь познакомиться, немедленно получают полную и честную исповедь о своей жизни. От впервые встреченного человека. «Щаз-з-з».

Сняв не слишком, в принципе, уже нужную сумку с крюка, и устроив бумажник с вложенной обратно карточкой поудобнее, Николай свернул с проспекта и побрёл по коленам ведущих в сторону квартиры деда Лёши улочек. Идти всю дорогу по Каменноостровскому ему не хотелось – слишком людно, сейчас это раздражало. Возвращаться в метро, спускаться туда, и потом подниматься на «Горьковской» ради одной остановки тоже не стоило, так что проще было именно дойти.

Всё так же не торопясь, чтобы не напрягать бок, он прошёл несколько кварталов, примерно до района Сытного рынка. Было уже приблизительно пора поворачивать на одну из улиц ведущих налево, когда Николай понял, что за ним идут. Это были те самые пацаны из подземного перехода, которые стояли рядом, когда он покупал куртку. Оп-па… Заинтересовались его деньгами? Почти всё на ту куртку и ушло, но пацаны этого не знают, а если им об этом сказать – то скорее всего не поверят. Или их просто привлёк его бледный и явно не слишком здоровый вид: ребята вполне могли предположить, что справятся с таким без труда. Ну-ну. Николай приостановился, поглядев на часы и поджидая пацанов, чтобы проверить, не показалось ли ему, и не пройдут ли они мимо. Вместо этого они остановились прямо перед ним.

– Ну что?

Пацанам было лет по 18 максимум, а скорее и по 17. Николай в их годы не рискнул бы завестись на улице к относительно взрослому человеку, каким он теперь был. Выглядел он действительно моложе своего возраста, особенно когда уставал так сильно, как сейчас, но последние два года всё-таки состарили его почти до нормального вида: если не 25, то хотя бы 23 или 24.

– Мне не нравится твоя рожа, пидор! – ответил правый из пацанов, и тут же, ощерившись, выдал прямой в выставленное ему в этот момент навстречу плёчо. Ну что ж, это по крайней мере честно. Николай крутанулся, проведя захват и разворачивая пацана мордой в асфальт, и тут второй, присев, выхватил нож.

– Бля!..

Договаривать начатое «Ребята, вы чего!» Николай не стал, отшвырнув пойманного-таки на приём первого парня на его приятеля, и бросившись бежать. Но пацаны, в их возрасте, были легче его килограмм на двадцать, и им не помешала резанувшая по боку боль. Они догнали его уже через пятнадцать метров, и прижали к вписанному в простенок между окнами первого этажа залитому серой краской распределительному щиту. Ножи в руках были уже у обоих, и ему отчаянно не понравилось, как уверенно они их держали, и как слаженно двигались. Такое ощущение, будто ребята знали, как работать в команде. Немногочисленные прохожие, включая пару крепких мужчин, шарахнулись по сторонам, когда они провели первую атаку – чётко и направленно. Выдернулся с их диссектрис он только с очень большим трудом, приседая и вытягивая вперёд руки. Парни пошли по дугам навстречу друг другу, обходя его одновременно с двух сторон, и Николай с тоской и абсолютной ясностью осознал, что несмотря на их возраст, справиться с ними он не сумеет, и сейчас его убьют. Содрав с рук перчатки, он швырнул их под ноги: от пореза они не спасут, а работать кистями будут мешать. Сумка полетела в лицо одному из кружащих, и тот легко уклонился, тут же сделав выпад – даже не настоящий, поскольку он не был поддержан его напарником.

Николай зашипел, выпячивая клыки. Он дрался, даже насмерть, не первый раз в жизни, но неотвратимость гибели чувствовал, как осознал сейчас, именно впервые. В прошлые разы его защищали ярость или пофигизм, сейчас не было ни того, ни другого.

– Ха!

Парень справа присел в длинный выпад и полоснул ножом наискосок, режуще, – по рукам. Как Николая учили, пара таких ударов полностью лишала человека возможности эффективно сопротивляться, после чего можно было работать уже на поражение. Отпрыгнув и снова развернувшись градусов на девяносто, он подставил бок второму, и тот едва-едва его не достал. Может, они всё же не станут его добивать? В животе прыгал холодный страх, и точно так же прыгала и двоилась картинка в глазах.

– Фас!!!

Он снова развернулся к первому, сложно извернувшись всеми бедрами, и отчаянно пытаясь вытянуться в сторону от движения его ножа, прожить ещё секунду, когда того сбило с ног ударом сзади. Николай продолжил поворот не останавливаясь, и как раз успел вытянуть ногу, чтобы впечатать носок крепкого демисезонного ботинка в пах второго пацана. Попал он на редкость, чудесно точно, и того согнуло вниз. Бить в пах в мужской драке разрешается только в одном случае – если ты действительно дерёшься за свою жизнь. Никаких комплексов по этому поводу у Николая не осталось, поэтому он добавил парню ещё, той же ногой – прямо в зубы. Второй в метре сбоку орал, отбиваясь от рвущей его собаки, которой помогал её хозяин, прыгающий вокруг, и Николай ударил снова, уже второго – так, что взвыл раненый бок. Хруст разрываемой зубами ткани, хруст сломавшихся под его ударом рёбер, возбуждённое, хриплое рычание работающего всеми четырьмя лапами зверя – всё это происходило одновременно.

– Уходим!

Николай подхватил с асфальта отлетевший в сторону нож одного из нападавших. Теперь, если что, он будет на равных хотя бы в этом. Парень схватил за ошейник своего рвущегося и злобно хрипящего пса, и оттащил его назад. Это был эрдельтерьер. Он очень по-человечески обернулся на хозяина, и помчался за ним, когда увидел, что тот убегает за Николаем, прихрамывающим вполоборота к шевелящимся, мычащим на земле пацанам.

Поворот вправо, и вглубь по скверу, – где стоял «детский городок» из цепочки построенных из тонких брёвнышек теремков. Всего-то метров двести или двести пятьдесят, – минуты с момента, когда всё началось. Детей в этот час здесь уже не было, но зато здесь были люди. Мимо пробежал весело помахивающий обрубленным хвостом то ли ризеншнауцер, то ли керри-блю-терьер, и вдруг зарычал, сдав назад и оглядываясь. Николай, согнувшийся, руками в колени, выкашлял из горла сгусток мокроты себе под ноги, потом поднялся и посмотрел в лицо спасшего его парня. Судя по лицу, тому было ещё меньше, чем напавшим на него, всего лет 16, – но зато здоровый, как лосёнок. Он был уже достаточно высокий для своего возраста, но всё ещё угловатый и худой, молодые глаза возбуждённо и настороженно смотрели из-под надвинутой шапки. В сквере был полумрак, но Николай разглядел, что парень одет почти так же, как он сам: в недорогую чёрную кожанку и чёрную же шапочку с какой-то светлой эмблемкой на боку.

– Перчатки оставил… – сказал он явную глупость, и тут же, повинуясь порыву, крепко обнял дёрнувшегося парня. Собака негромко, с какой-то юмористической интонацией взрыкнула, и мягко ткнулась в ногу.

– Спасибо. Вы меня выручили. Я думал, убьют.

Николай присел и обнял Эрделя таким же искренним жестом, с наслаждением проводя щекой и подбородком по жёстким кольцам шерсти, и глубоко вдыхая её резкий, мокрый запах.