Ставок больше нет - Кирилл Казанцев Страница 32

Скопцов не мог заснуть – ворочался на чужой тахте, в чужой квартире и никак не мог понять, что же он здесь, в конце концов, делает? Зачем ему это надо?

Во имя любви? Так нет ее, любви-то. Точнее, есть, но только он помнит совсем другую Аню, ничего общего, кроме лица, не имеющую с той женщиной, которая сейчас спит в соседней комнате. Эта женщина деловая, хваткая, уверенная в себе. Незнакомая.

Из любви к приключениям? Так какие приключения – валяется тут, как собака, ничего не делает. Этак скоро и толстеть начнет. На магазинских-то пельменях и фирменном Анином блюде – глазунье.

И, как ни крути, получалось, что делать ему здесь совсем нечего. Ну, помог на первоначальном этапе, поддержал морально. Так пора бы и честь знать – пусть расследованием преступлений занимаются те, кому это делать положено по долгу службы. А у него и свои заботы имеются. Заказ вон неотработанный дома лежит. Вместе с Аниной папочкой.

Но в то же время Василий понимал, что не сможет вот так просто повернуться и уйти, оставив когда-то любимую им женщину один на один с проблемами и опасностью. Как-то некрасиво это. Не по-мужски.

И что ему делать в такой ситуации, Скопцов просто не знал. Поэтому и лежал, пялился в потолок, не в состоянии найти единственного верного разрешения ситуации, в которой волею судьбы оказался.

Послышался тихий шорох босых ног. Василий приподнял голову – в дверях комнаты стояло что-то белое, воздушное, как привидение.

– Вася, ты спишь? – раздался несмелый шепот. Аня... Хотя кто это может еще быть?!

– Да вроде нет пока, – отозвался Скопцов.

– И мне не спится. Нервы. – Аня сделала шаг вперед. – Я посижу здесь с тобой?

– Как хочешь. Это ведь, в конце концов, твоя квартира.

– Ну зачем ты так... – Аня подошла поближе, присела на край тахты. Помимо собственной воли Василий отметил, что надетый на ней пеньюар – одна только видимость и совершенно ничего не скрывает. Не будучи уверен в себе, Василий осторожно передвинулся от края, ближе к стеночке. Его движение не осталось незамеченным:

– Ты что, боишься меня? Так я не кусаюсь. – Аня говорила шепотом, немного хрипловатым, глубоким, многозначительным. И при этом глядела прямо в глаза Василию.

Не зная, что ей можно ответить, он просто пожал плечами, что в полумраке комнаты выглядело, по крайней мере, нелепо.

А Аня подвинулась еще ближе.

– Вася, скажи, я тебе нравлюсь? Как женщина?

Ага. Начались провокационные вопросы, на которые женщины всегда были большими мастерицами.

– Нравишься, – ответил Василий. А чего скрывать?..

– А ты... ты все еще любишь меня? – Аня потихоньку, медленно, но уверенно и настойчиво сокращала дистанцию.

– Вообще-то у тебя муж есть. – Отступать Василию было уже некуда – спина его плотно прижималась к стене, а перед самыми глазами чуть колыхался в такт дыханию женщины крупный молочно-белый шар груди, который легкая прозрачная ткань пеньюара совершенно не скрывала. Так ведь и до греха недалеко!

– А что муж? – Аня подвигалась все ближе и ближе. И тонкая ткань покрывала, которым укрывался Скопцов, уже не могла уберечь от всепроникающего жара тугого и аппетитного женского тела. – Всей и радости с него, что штаны носит. Деньги он умеет зарабатывать, а во всем остальном... Только поблядушек за углом трахать наскоряк.

– Ну, не знаю. – Василий сдерживался из последних сил. Еще немного – и разорвет этот пеньюар к чертовой матери, добираясь до тела!

И Аня, вроде бы почувствовав его настроение, одним слитным движением сама сорвала с себя этот кусок прозрачной материи и легла рядом с ним на спину. Забросила руки за голову, чуть согнула одну ногу в колене, прикрыла глаза и произнесла:

– Возьми меня!

Тон ее был самый требовательный, практически приказной, да и сама она была прекрасна, но... В то же время прозвучало это настолько "по-сериальному", что Василию вдруг стало смешно! Просто смешно, и ничего больше! Вспомнился мультик далекого детства: "Ваня! Я ваша навеки!" Комедь, блин, да и только!

Он осторожно провел указательным пальцем сверху вниз, от межключичной впадинки, между грудей и ниже, к гладкому животу. Аня, чувствуя его прикосновение, задышала чаще и чуть слышно застонала.

И тогда, в очередной раз обозвав себя идиотом, Скопцов спросил:

– Этов счет оплаты за охрану?..

Лежащая рядом с ним женщина дернулась как от удара. Медленно открыла глаза.

– Какая же ты скотина, Скопцов, – проникновенно сказала она. – И то, что у тебя на зеркале написано, – правильно! Козел ты самый натуральный!